Юрий Рытхэу - Путешествие в молодость, или Время красной морошки
- Название:Путешествие в молодость, или Время красной морошки
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Современник
- Год:1991
- ISBN:5-270-00911-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юрий Рытхэу - Путешествие в молодость, или Время красной морошки краткое содержание
Книгу известного советского писателя, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Юрия Рытхэу составили новые произведения, посвященные нелегкой жизни коренных жителей Чукотки. Повесть «Путешествие в молодость…» возвращает питателя в пятидесятые годы, когда шло не только интенсивное промышленное освоение Севера и Дальнего Востока, но и «приобщение» коренных жителей — чукчей и эскимосов — к европейской культуре, в результате которого почти утраченной оказалась самобытность этих народов, их национальные языки. Повесть «У оленьего озера» затрагивает проблемы взаимоотношения человека с природой, призывает сберечь для потомков девственную красоту тундры, сохранять уникальный животный мир Чукотского моря.
Путешествие в молодость, или Время красной морошки - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Правда, несмотря на этот физический недостаток, уже через несколько минут забывалось о слепоте женщины, так она была жизнерадостна и общительна, а черты ее лица были настолько выразительными, что вполне заменяли выражение глаз.
Оннонау ослепла давно, уже в ту пору, когда ярангу часто ставили на лето как раз в этом месте, при впадении реки Ичу в Чаун, на высоком, хорошо прогретом холме, где моховой слой был такой мощный, что казалось, яранга и все стойбище стоят на мягкой оленьей постели.
Прислушиваясь к бульканью воды внутри закипающего котла, Оннонау определила, что пора класть приправы. Приготовив ужин, она, чуть сдвинув котел в сторону, прошла в угол яранги, достала из-под вороха оленьих шкур портативный приемник «Океан» и поставила его в спальном пологе. Звук из глубины полога шел как бы издали, с расстояния, которое преодолевают радиоволны, донося музыку до Чаунской тундры. Это создавало иллюзию пространства, сотен и даже тысяч километров, отделяющих стойбище от Анадыря, Магадана, Москвы, Ленинграда…
Оннонау старалась занимать себя, отвлекать, загружать работой, чтобы не прислушиваться к наружным звукам, отодвигая воспоминания о прошлом, о том, что происходило здесь, на берегах реки Ичу многие годы назад, в годы ее молодости, той счастливой поры, когда жизненный горизонт казался не только безоблачным, но и безбрежным, уходящим так далеко, что о пределах его счастливая Оннонау и не задумывалась.
Здесь она встретила своего будущего мужа Василия Онно, только что закончившего школу колхозных кадров в Анадыре. Вася был родом из соседнего стойбища и ходил вместе с Оннонау в усть-чаунскую школу, поначалу не обращая никакого внимания на девочку, а потом и девушку, свою землячку и одноклассницу, которую, однако, сразу же заприметил, как только вернулся в тундру из далекого Анадыря.
Да, это было счастливое время!
Ичу текла раздольно, смешивая свои воды с водами Чауна, и такое нетерпение было в этом течении, словно то была не вода, а нечто одушевленное, осмысленное, почти человеческое.
Точно так же и у Оннонау с Василием; и они не искали слов для определения своего чувства, зная, что оно у них совершенно особенное, не похожее на то, что испытывали другие.
Они поженились, потом родилось первое дитя, дочь Анна, Они хотели заполнить детьми всю ярангу, но Анна осталась первой и последней, Василий погиб под гусеницами вездехода, мощной новой машины, только что пригнанной пьяным от радости и вина вездеходчиком. Это была мечта пастухов: заполучить машину, чтобы не таскать на себе яранги, не отягощать ездовых оленей, не нагружать десятки нарт при перекочевках! Все стойбище можно было перевезти за один раз, да и скорость вездехода не шла ни в какое сравнение с неспешным продвижением по рыхлому снегу длинного оленьего каравана.
Когда она увидела Василия в белой камлейке, отороченной широкой алой лентой по подолу, лежащего на белом снегу, бледного, ставшего вдруг таким серьезным и неулыбчивым, сказавшего удивительно ясно и просто: «Береги Аннушку», — она поначалу даже и не поняла толком, что же произошло, она словно не видела того, что было ниже красной оторочки белой камлейки — кровавого месива из снега, обломков костей, меховых штанов, торбазных завязок, телесного цвета подошв зимней обуви, таких чистых от того, что на снегу лахтачья кожа обретала свой истинный цвет…
Глаза застлало туманом слез.
Василия увозили на том же вездеходе, под гусеницы которого он попал. Сначала в поселок, а оттуда на вертолете в районный центр. Но врачи уже были бессильны ему помочь. До последнего часа, до последней минуты Оннонау была с ним, утешала его, как могла, пыталась найти хоть какой-то проблеск в той безнадежности, которую она слишком хорошо понимала. А он все шептал бескровными губами: «Береги Аннушку…» Самое ужасное было в том, что он до самой смерти был в полном сознании и умер в одно мгновение, как только его положили на больничную койку.
Слезы лились так обильно, что Оннонау не рассмотрела ни обитого красной материей гроба, ни нового темно-синего костюма, в который обрядили Василия, отправляя его в последний путь.
Оннонау ни разу после этого не была на его могиле. Для нее ушедший в окрестности Полярной Звезды муж был там, где насыпан Памятный Холм из оленьих рогов в верховьях Ичу, в истоках тундровой реки.
Сначала Оннонау не понимала, что слепнет, а поняв, вдруг успокоилась, но долгое время скрывала это от окружающих. Сперва словно легкое облачко надвинулось на ясный солнечный день, затем пасмурность стала увеличиваться, сгущаться, а ближние предметы не говоря уже о дальних, потеряли свои очертания, расплылись и даже стали перемещаться в пространстве. Первой заметила перемену в глазах матери Аннушка. Она стала уговаривать ее поехать в районную больницу. Раз Оннонау поддалась просьбам дочери и в один из приездов в район отправилась на обследование. Доктор прописал мазь, но твердо сказал, что улучшения не гарантирует, поскольку болезнь требует настоящего лечения в областной больнице.
Слепота надвигалась исподволь, медленно и постепенно привыкала к ней Оннонау, с удивлением обнаруживая, как, по мере угасания света в очах, усиливались другие чувства: резче и тоньше стал слух, обоняние, кожа чувствовала разность температур с такой точностью, что женщина куда лучше, чем раньше, угадывала время, когда можно было снимать с огня котел с оленьим мясом или закипающий чайник. Окружающие почти и не заметили, когда Оннонау окончательно ослепла, сохранив в побелевших зрачках лишь способность улавливать источник света. Она по-прежнему хлопотала по дому — варила, приносила тундровый стланик для костра, ставила ярангу, разбирала при перекочевках, шила и чинила одежду… Но вот кроить, собирать ягоды, читать и писать уже не могла. Зато больше слушала радио и теперь сама следила за тем, чтобы в яранге всегда был необходимый запас батареек.
Близкие с тревогой наблюдали за ней, часто заговаривали о лечении, но Оннонау каждый раз мягко, но настойчиво отвергала все предложения, вызывая сочувственное недоумение. Ей не хотелось оставлять дочь одну.
Шли годы. Аннушка выросла, закончила школу, вернулась в тундру и вышла замуж за соседского парня.
Со временем все свыклись с тем, что Оннонау слепая. Только те, кто впервые видели ее, дивились жизнерадостности, веселости, ее способности исполнять всю домашнюю работу нисколько не хуже, чем зрячие женщины. Она могла уходить далеко в тундру, в стадо и затем безошибочно определять обратный путь к дому но необъяснимым даже ей самой приметам.
Теперь ей не хотелось разлучаться с любимым внуком, названным в честь погибшего деда Василием. Этой осенью он отправлялся в школу-интернат, И этой же осенью Оннонау наконец-то собиралась поехать в какую-то необыкновенную клинику, где ей должны вернуть зрение.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: