Ольга Гуссаковская - О чем разговаривают рыбы

Уже совсем рассвело. Ветер почти стих. Пошел нудный мелкий дождь. Черную корону заволокло серыми дождевыми тучами.

От дождя сразу почернели камни на берегу, поникли кусты. Мир потерял краски. И вместо чувства острой опасности в душу начала закрадываться серая безнадежность. Кого и чего мы ждем? Чудес не бывает.

Эту же мысль я прочла и в никнущей фигуре Тони. Теперь маленькая хрупкая Наталья стала чуть ли не выше ее.

Нина Ильинична обернулась ко мне:

— Знаете, море — странная штука. Я много лет тут прожила, всякое видела. Каждую путину что-нибудь да случится. И вот есть такой необъяснимый закон: часто наперекор всему люди возвращаются, если их очень ждут. Очень! Понимаете? Как-то я слышала удивительные слова о силе веры: бывает, что вера человека — просьба. Но есть люди, чья вера — приказ судьбе. Но таких мало, и это очень трудно — так верить и ждать.

Мать Тоника подняла на нее большие голубые глаза:

— Так неужто мы не ждем?

Я подумала, что из всех так ждать умела только Наталья. Наверное, и у Нины Ильиничны была та же мысль. Она незаметно кивнула головой в ее сторону.

…И все-таки сейнер появился неожиданно. Первыми его заметили не мы, а те, другие женщины, прятавшиеся под брезентом.

— Иде-е-ет! — вдруг высоко и звонко на весь поселок закричал женский голос. Я узнала Настеньку.

Сейнер шел совсем не оттуда, откуда его ждали. Утлое суденышко вынырнуло из-за мыса возле Черной короны. Сейнер прыгал по волнам, как яичная скорлупа, но все-таки приближался к берегу.

На мачте реяли по ветру обрывки такелажа, с палубы смыло все, что можно было смыть. Болезненно захлебывался мотор. Но сейнер шел!

Не знаю, увидел ли его кто с горы или в поселке услышали крик Настеньки, но только на пирсе мигом собралась та же самая толпа. Даже непонятно было, как люди сумели прибежать так быстро.

Меня совсем затолкали, и я не видела, как сейнер подошел к причалу. Заметила только, как бессильно поникло тело Натальи.

И опять чьи-то плечи и спины загородили мне все. Наконец, протолкавшись вперед, я увидела матерей, тормошивших мальчишек. Чей-то мужской голос говорил:

— Ведь как повезло, в рубашках, видать, родились пацаны. На косу возле Черной короны лодку выкинуло. Иначе бы ни за что не уцелели. А тут как рассвело, так мы их и увидели…

Я протиснулась между двух каких-то женщин и увидела Андрея Ивановича. Он бережно нес на руках Иринку. Правая рука девочки безжизненно свесилась, но она была в сознании. Огромные потемневшие от боли и страха глаза искали мать.

Бабушка Аграфена подвела к ним едва живую Наталью. Наталья быстрыми неверящими движениями обеих рук погладила волосы Иринки.

— До-о-оченька!

Андрей Иванович улыбнулся чуть заметно. Улыбка не получилась на измученном, исхлестанном ветром лице:

— Эх ты, Ирина-капитан! У рыб пошла совета спрашивать! Да неужто рыбы больше людей знают? Быть такого не может…

Девочка медленно закрыла глаза.

Они пошли в гору, к поселку. И следом за ними группами, уже спокойно потянулись остальные. Дождь все настойчивее колотил по мосткам, плясал на черных камнях, рябил волны.

Неожиданно со мной поравнялась Тоня. Она шла последней. Пристально глянула мне в лицо, но так ничего и не сказала.

А впереди нас по скользкой от дождя тропинке уходили трое. Белая головка девочки лежала на руке мужчины, женщина изнеможенно припала к его плечу.

И мне показалось, что там, куда они шли, небо светлеет. Навстречу им с трудом пробивается сквозь тучи солнечный летний день.

По улицам бродил ветер. Он нес острые запахи моря и пряный настой восточного базара. Время от времени все перебивал оглушительный запах цветущих лимонов, В голубом треугольнике бухты дремали корабли. Они, как птицы, сторонились шумного и пестрого берега. Среди них — самый большой и стремительный принадлежал ему — смелому капитану.

Он шел по выщербленной временем и людьми портовой улочке. В одном месте пришлось прижаться к стене, дома — мимо проплыл караван верблюдов. Караван принес с собой печальный запах пустыни — запах пыли и горького дыма костров. Капитан проводил его взглядом и отвернулся. Он знал: ничто не пахнет прекраснее моря и девственных лесов неоткрытой земли.

Рядом с ним быстро отворилась дверь и оттуда выпал человек. Прямо под ноги капитана, лицом на каменные плиты. И сразу же над ним склонился другой, в руке тускло блеснуло лезвие ножа.

— Ну! Так где же карта?! Где она, твоя ненайденная земля? Скажешь?

Капитан одним движением выбил нож. Он звонко стукнулся о плиты…

— Мальчик, это не ты уронил крышку? — Женщина в скрипучем синем плаще тронула Володю за плечо. Володя вздрогнул, глянул на нее «дикими» глазами (как называла мама) и поднял откатившуюся крышку. Очередь сдвинулась с места — в магазин привезли молоко. День начинался обычно — как тысячи других.

Но вернувшись из магазина домой, он нашел на столе записку: «Володенька! Срочно уезжаю в командировку дня на три. Обязательно свари себе обед. Мясо в холодильнике, за картошкой сходишь к Назаровым, капуста продается на углу возле гастронома. Не забывай выключать плитку. Мама».

Володя еще раз перечитал записку, повертел ее в руках, сунул в ящик стола. Никакого обеда он варить не будет. И вообще пора понять, что он не маленький, учится в пятом классе и сам знает, что от забытой плитки бывает пожар.

Володя давно уже заметил, что мама живет в каком-то своем, маленьком И тесном мире. Там не пахнет морем и зноем южных стран, там совсем-совсем мало места, а то, какое есть, занимает стряпня, стирка, давняя мечта о телевизоре с большим экраном и еще (Володя об этом давно догадался) о том, чтобы к ним переехал дядя Саша.

Володя встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Чего-то надо поесть, только без хлопот. Он заглянул в холодильник — колбаса, сыр, масла целый кусище: можно на необитаемом острове отсиживаться с таким запасом.

Володя замер, вытянул шею, глаза незряче уставились в окно. Мама не любила, когда он так смотрел: это означало, что Володе пришла «идея».

За окном по белой от солнца улице машина везла новенькую моторку. На крыше соседнего дома, как голуби, сидели чайки. Море пряталось за поворотом.

Свитер не убирался в рюкзак, Володя отложил его. На улице жара. Самая настоящая, как на юге. Можно обойтись и без свитера. Надел сапоги, куртку. Как взрослый, похлопал по карману, проверяя, лежат ли там спички. Комната по-прежнему дремала, прислушиваясь к стуку часов. Еще можно остаться, можно пойти к гастроному за кап; устой. И за картошкой — к Назаровым. Потом…

Володя взвалил рюкзак на плечи.

…Лодка тихо покачивалась у причала на радужной от мазута воде. Возле бортов скопился плавучий мусор. Щепки, банки и обрывки газет чувствовали себя надежнее под защитой суденышка. А Володя лишь сейчас увидел, какие у лодки низкие борта и на дне перекатывается коричневая водица. Он медленно отомкнул тяжелую цепь. Мама не догадывалась, что ключ от сарая подходит к лодочному замку. Разобрал весла и только тогда взглянул на море. Там, как всегда далеко и близко, выступала из светлой воды темная громада острова. Вот уже два года Володя смотрел на него почти каждый день. Иногда остров казался только синей тучей, улегшейся на воде у входа в бухту. В другие дни ясно выступали ребристые склоны в мохнатой шкуре из зарослей стланика.