Андрей Упит - Земля зеленая

Андр пожал плечами.

— Учиться не учился, но могу.

— Не учился, а можешь, — ехидно усмехнулся пастор. — В первый раз вижу такого умника. Ну, попробуем, как это ты можешь.

— Эн-е-ка-и-й — некий… Че-е-эл-чел-о-ве-ка — человек, — продолжал Андр, хотя правильно, но гораздо медленнее, не то что раньше.

— Разбирать по складам нужно научиться хорошенько, иначе в училище больше в углу простоишь, чем на скамье будешь сидеть.

Вот и вся похвала, которую Андр Калвиц получил за хорошие ответы. Даже хуторянки переглянулись: кому-кому, а пастуху Бривиней следовало дать книжку.

Арп вынул часы, вспомнив, что ему еще нужно попасть к лесничему Мелнбарду окрестить новорожденного, который вот-вот помрет, в церковь его не повезешь. Вспомнил на счастье Осиене — ноги у нее подкосились, когда на всю комнату раздалось торопливое: «Наталия О-осис». У пастора не было времени разглядеть ни вихры, которые так и не удалось пригладить даже с помощью изрядного количества сметаны, ни грязные, неотмываемые руки. Спрашивал как попало, и к удивлению матери, Тале что-то бормотала — никто не понял, правильно или нет, пастор, наверное, тоже не разобрал. Осис с Калназареном были добрые друзья, так что церковный староста все время шевелил губами и подбадривал кивками.

Но когда ей дали для чтения ту же книгу, что и Андру, Осиене бессильно опустила руки. Вот тут-то и произошло еще большее чудо: Тале стала читать, и хотя больше гудела себе под нос, но все же читала — некоторые слова даже здесь в углу, у двери, можно было разобрать. Откуда у нее это взялось?

— Довольно! — Арп отнял книгу, он слушал невнимательно, занятый собственными мыслями. — Учиться, видно, ты училась, в будущем году пойдет еще лучше, пусть только мать почаще за розгу берется.

Насчет розги сказал больше из приличия, остальное можно было принять за похвалу. Осиене все еще не могла опомниться. Идя домой, она время от времени покачивала головой и даже не догадалась крикнуть, когда на кулиге возле карлсонских Заренов Тале нарочно побрела по залитым водой грядкам.

— И где это ты научилась, паршивка? — удивлялась она. — Ведь книга совсем незнакомая, а читала почти как Андр.

— Потому что не училась, — ответила Тале. — Я не умею по-твоему, мне Андр показал, как он читает.

— Не разбирая по складам, — пояснил Андр. — Гляди только в книгу и валяй сразу, как говоришь.

— Без складов никто еще не выучился, зря не болтай!

— Меня никто не учил, я сам. Эм — вовсе не эм, а просто мм, эс — тоже не эс, а сс. Так и выговаривай их, вот и вся премудрость. Погодите, к Мартынову дню, пока я в Бривинях, Тале навострится читать лучше меня.

Осиене не успела ответить, разом все на свете забыла, — и Андра с его книжной премудростью и Тале. По двору Озолиней шла женщина с коромыслом на плечах — по клетчатому платку можно было узнать ее, издали он всегда казался иссиня-серым.

Осиене согнулась еще больше и отвернулась. Вот он, ее крест, ее горькая судьба. Недавно прибежала к ней хозяйка Озолиней и сказала напрямик: пусть забирают Анну, пока еще есть время, — держать ее с ребенком они не могут, им дома работница нужна, а не роженица, за которой придется неделями ухаживать.

Черной тучей навалилась на Осиене эта беда, пригнетала и душила ее; днем она ходила точно придавленная тяжелой ношей, ночью долго не могла заснуть; сердце было переполнено горем, как мочило — черной от вымокшего льна водой, горели выплаканные сухие глаза.

У хозяев Бривиней — свое горе, хотя Лизбете с ее каменным сердцем плакать не умела, а Ванаг из гордости терпел, стиснув зубы. Мартыню Упиту очень хотелось знать, чем все это кончится. По правде говоря, ему-то надо было знать, и так уж многие спрашивали, но он ничего толком не мог сказать. А когда попытался подъехать к Бривиню обиняками, хозяин сразу вспылил. Пусть не сует носа куда не следует, лучше бы позаботился о том, как высушить ячмень сразу после льна, пока рига не остыла. Пли и он собирается, вроде Либы с Анной, разносить по соседям сплетни?

Старший батрак почувствовал себя глубоко оскорбленным. «Разносить сплетни по соседям!» Разве кто-нибудь слышал от него лишнее слово? Просто для себя хотел узнать, чтобы другие не считали дураком, не думали, будто в Бривинях он чужой человек и хозяева не доверяют ему. Выходя, он сердито сплюнул, а на гумне накричал на батрачек: чего они мечутся без толку, словно овцы! Кончили мять лен, берите полога, стаскивайте кострику в хлев. Борова в загородке по уши в грязи стоят, и не подступишься к таким чудищам, когда под Мартынов день резать придется.

В воскресенье, нежданно-негаданно из Клидзини заявился Лея. Конечно, как всегда, с бутылкой ликера, все заметили, как оттопыривался на груди пиджак. Долго шептался он с хозяином за плотно притворенной дверью. Мартынь Упит опять сплюнул, на этот раз тут же, в комнате, и пошел во двор.

Весь вечер никто не показывался из хозяйской комнаты. А в понедельник Ванаг позвал Осиса, и они долго осматривали кухню и чулан, испольщик даже измерил футом стены. Старший батрак совсем приуныл и вышел — ему-то что за дело, батрачки тоже сделали вид, будто их это не касается. Осис сколотил для кухни большой дощатый шкаф, в него перенесли посуду и припасы из чулана. Окошко чулана расширили, вделали косяки и раму. Лейпка известил Менделя, чтобы принес стекло и вставил четыре звена. Стекольщика в Бривинях и без того давно ждали: близилась зима, Осиене хотела заделать выбитое окно, а хозяину требовалось новое стекло для деревянного фонаря — понадобится, когда батраки станут в долгие темные вечера трепать лен.

Затем явился печник Данцис со своим сынишкой. Пока мальчик перетаскивал из-под навеса кирпичи, лежавшие там уже второй год для новой печи в овине, и месил возле кухни глину, мастер шагал по чулану и насвистывал, чтобы в голову пришла правильная мысль, — в такие минуты никто не смел его тревожить. После обеда Бривинь и Лизбете сидели в своей комнате и прислушивались.

— Все еще свистит, — кивнул Ванаг хозяйке. — Не так-то легко добиться там тяги.

Потом Данцис приставил к стене лестницу, влез на чердак и немного повозился там, продолжая насвистывать. Однако к вечеру взялся за работу. В чулане сложил маленькую печку, провел дымоход к трубе. В пятницу утром работа была окончена, печник набрал сухих щепок и в первый раз затопил. Дал разгореться огню, выбежал во двор и стал смотреть на трубу, а все обитатели дома стояли рядом с ним, также задрав головы. Сначала показалось легкое робкое облачко, а потом задымило — внушительно, равномерно.

— Есть тяга, есть! — выкрикнул Маленький Андр и запрыгал.

— Д-да, лошадь запрягать не придется, чтобы тянула, — изрек мастер, засунув руки в карманы брюк, будто у него и не ныло все время сердце от великих опасений за исход дела.