Юрий Корольков - Так было…

В назначенное время Андрей ждал на скамье. Он уже поднялся и пошел навстречу друзьям, когда среди них увидел незнакомого блондина в поношенном белом макинтоше, в светлых роговых очках и без шляпы. Из осторожности Воронцов решил пройти мимо: кто знает, с кем они идут. Но Калиниченко остановил его.

— Знакомься, Андрей, это Константин, о котором я тебе говорил.

Константин поздоровался крепко и энергично.

На Андрея он произвел в общем хорошее впечатление.

Только уж слишком предупредителен, подчеркнуто вежлив…

К Ренчу ехать было еще рано, и они свернули на боковую аллею. Садков сказал:

— Знаете, друзья, я только теперь, только с вами почувствовал себя по-настоящему русским. Честное слово! После войны я получу право вернуться на родину. Будем надеяться, что это произойдет скоро. Русские взяли Белград и Орел…

— Теперь мы хорошо информированы. — Садков обратился к Андрею: — Кажется, мы вам обязаны приемником?

— Вероятно, Белгород, — поправил Воронцов. — Белград — это на Балканах.

— Да, конечно, Белгород! — Садков засмеялся. — Белгород… За эти годы я испортил себе язык. Вы поправляйте меня, когда заметите… А Орел — моя родина, но я не помню ее… И представьте себе, первое, что я услышал по русскому радио, — передачу о боях под Орлом… Поэтому я вдвойне благодарен вам, Андрей, за приемник.

Вот это уже совсем не понравилось Андрею. Он идет напичканный листовками, а Садков громко разглагольствует о приемнике, сводках, радиопередачах. Совсем ни к чему.

— Извините, мне еще нужно поговорить с Галиной.

Калиниченко согласился:

— Правильно. А нам с тобой, Константин, тоже пора. Опаздывать не следует.

Они разошлись. Андрей взял Галю под руку.

— Ну как, у вас всё в порядке?

— Да, конечно. За это время выявили еще десять офицеров. Калиниченко спит и грезит восстанием, мечтает о связи с Москвой. Говорят, появилась какая-то возможность списаться через Стокгольм. Из-за этого они и пошли сегодня к Гроскурту. Он из «Европеише унион». Ведь теперь мы связаны с немцами, французами, с бельгийцами. Про чехов вы знаете?

— Знать-то, я знаю, но что-то не нравится мне наш связной с иностранными группами. Впечатление сначала производит хорошее, но потом… Странный какой-то… Вот, Галя, вам последние листовки. Правда, немного что-то закапризничал ротатор. Такое старье. Сами не распространяйте. Только через доверенных людей. Да, еще вот что. Что, если бы вы познакомили меня с кем-нибудь из французов. Я сам хотел бы с ними поговорить.

— Это нетрудно сделать. Я бываю в их лагере. Есть, например, Симон. Он не так давно в лагере, но уже пользуется авторитетом. Отчаянный и веселый парень. Признался, что был с Испании. Но к Садкову вы несправедливы, Андрей, Он искренне хочет помочь нам.

— Возможно. Я ничего не имею против него. Просто первое впечатление.

Вдали появился полицейский патруль. Шуцман неторопливо шагал, постукивая себя по голенищу резиновой палкой. Андрей обнял Галину за плечи, склонился к ней близко-близко, Сейчас они походили на влюбленную парочку.

— Однако идемте отсюда, — шепнул он, — вам пора уезжать.

Галина вдруг рассмеялась, но не так искренне, как ей бы хотелось.

— А вы становитесь любезным лишь с появлением шуцмана… Но мне в самом деле пора. До свиданья, Андрей!.. До следующего воскресенья. — Она увернулась от Андрея, отбежала несколько шагов, махнула ему рукой, улыбнулась.

Как спокойно, как легко она держится. Словно не думает об опасности. Но Андрей знает, чего ей стоит эта внешняя беззаботность. На Галинины плечи легла почти вся тяжесть конспиративной работы…

Андрей следил за ней до тех пор, пока она, выйдя из сквера, не исчезла среди пешеходов.

Садков, вероятно, и раньше встречался с Гроскуртом. Он уверенно поднялся на второй этаж, нажал кнопку звонка и, когда дверь приоткрылась, оказал встретившей их женщине в белой косынке:

— Не может ли меня принять доктор Ренч? У меня болит коренной зуб.

— Пройдите…

Они вошли. Разделись в прихожей и сели за круглый стол. В комнате ничего лишнего. Плотные портьеры на окнах, свеженатертый пол и запах мастики, смешанный с запахом эфира или каких-то других медикаментов. На столе, покрытом зеленой плюшевой скатертью, иллюстрированные журналы. Садков принялся разглядывать картинки в книге Буша о веселых приключениях Макса и Морица. Вскоре в прихожей снова раздался звонок. Послышался мужской голос: «У меня болит коренной зуб». Потом женский: «Проходите…» Но посетитель прошел куда-то в другую комнату.

Доктор Ренч отпустил пациента и вышел из кабинета. Он был в медицинском халате с обшлагами, завязанными тесемками на запястье.

— Я к вашим услугам, — сказал он. — Кажется, все в сборе.

— Марта, — крикнул он в коридор, — я закончил прием… Прошу вас. Разрешите мне только сбросить халат.

Прошли в соседнюю комнату, расположенную в глубине квартиры. За низким курительным столиком сидели двое. Один благообразного вида, в пенсне, с явно обозначившейся лысиной, второй моложе, с подвижным лицом актера. Ренч не назвал их имен, только представил: «Это мои коллеги». Из рассказов Садкова Калиниченко знал: первый, более пожилой, — Гроскурт.

Человек в пенсне сказал, обращаясь к Калиниченко:

— Мы признательны вам, что вы согласились принять наше предложение о встрече. Не станем здесь играть в прятки. «Европейский союз» заинтересован в консолидации всех разрозненных демократических сил Германии. Мы рассчитываем объединить всех — от либералов, католиков до социал-демократов и коммунистов.

Садков переводил слова представителя «Европейского союза». Союз заинтересован в налаживании международных связей. Его конечная цель — демократическая Германия, освобожденная от фашизма. «Европейский союз» готов поддерживать любую организацию, выступающую против гитлеровской диктатуры, в том числе и группы сопротивления иностранных рабочих…

Смысл этой встречи на квартире зубного врача сводился к следующему: представители «Европейского союза» хотели бы с помощью русских товарищей связаться с советским правительством. Предпринимать самостоятельные шаги «Европейский союз» считает не вполне удобным. Для связи можно использовать один из существующих каналов. В частности, в Берлине живет шведский подданный, который время от времени бывает в Стокгольме. Через него можно бы переправить письмо советскому консулу, а оттуда в Москву.

Калиниченко сразу ухватился за эту идею. Дать знать своим! Рассказать, что они продолжают бороться, что не сдались, что затевают восстание,, Они готовы выполнить любое задание командования. Пусть только прикажут, пусть передадут по радио. Радиосвязь можно наладить. А если бы удалось согласовать действия с Советской Армией!