Юрий Корольков - Так было…

В кабинете вспыхивает свет… Гитлер не успевает согнать с лица выражение жестокого торжества… Он мертвенно бледен и улыбается. Генералы молча поднимаются со своих мест… Встает и Гитлер. Здоровой рукой он придерживает дрожащую левую руку. Как бы раздумывая вслух, Гитлер громко сказал:

— Всего после заговора уничтожено четыре тысячи девятьсот восемьдесят человек… Я правильно называю цифру, Бургдорф?

— Да, мой фюрер, — подтвердил адъютант.

Генералы, теснясь в дверях, выходили из кабинета, Гитлер спросил:

— Фельдмаршал Роммель тоже замешан в заговоре?.. Это точно, Бургдорф?

— Да, мой фюрер… Он намеревался открыть Западный фронт противнику…

— В таком случае пусть он поступит так же, как фельдмаршал фон Клюге… Этим придется заняться тебе, Бургдорф… А теперь мне нужны Гудериан и Скорцени… Предупреди, чтобы Борман и Гиммлер тоже спустились в убежите.

Генерал Бургдорф просто с полуслова понимал Гитлера Понял он и сейчас… Фельдмаршала Клюге, о котором упомянул Гитлер, вызвали с фронта в ставку для объяснения. Вскоре после 20 июля. Он знал, что его песенка спета, и в самолете раскусил ампулу с ядом… Клюге действовал наверняка, не так, как генерал фон Штюльпнагель. Тот по дороге из Парижа в Берлин решил застрелиться. Остановил машину, вышел на мост и достал пистолет. Но он только ослепил себя. Шофер вытащил Штюльпнагеля из воды и доставил в госпиталь. Вскоре генерала казнили… Если бы Роммеля тоже надо было казнить, фюрер так бы и сказал: «Поступить с ним, как с генералом Штюльпнагелем…» Но в том-то и дело, что Гитлер так не сказал… Значит, фельдмаршал должен сам раскусить ампулу…

У начальника штаба Гудериана Гитлер спросил, как обстоят дела с формированием дивизий фольксштурма. Гиммлер только что спустился в подземелье и ревниво взглянул на Гудериана. Ведь после казни Фромма командование резервными армиями поручено ему, Гиммлеру. Почему Гитлер обходит его и спрашивает у нового начальника штаба… Но Гудериан никак не собирался ссориться с всесильным руководителем эсэсовских соединений.

— Формирование идет успешно, мой фюрер, — доложил он. — Более подробно вам мог бы доложить господин рейхсфюрер Гиммлер…

На самом-то деле никакого успеха в формировании дивизий фольксштурма и не предвиделось… Так называемые батальоны народных гренадеров являли собой печальные зрелища. Они состояли из стариков, инвалидов и подростков от четырнадцати лет. Сами гренадеры насмешливо называли себя секретным оружием «фау-3», а свои батальоны — «желудочными батальонами», потому что большинство стариков страдали желудочными болезнями.

Когда первые батальоны фольксштурма попали на Западный фронт, ополченцы начали пачками сдаваться в плен. Кадровые командиры частей придумали борьбу с дезертирством — на переднем крае у солдат отбирали белые платки и полотенца: без них в плен сдаться труднее. Тогда гренадеры взялись за подштанники… Но ведь обо всем этом не расскажешь фюреру!..

Только одна танковая армия, укомплектованная из гитлеровской молодежи, могла представлять особую ценность. Эта армия обучалась под Гамбургом, и Гитлер возлагал на нее особые надежды.

Гиммлер осторожно сказал, что в фольксштурме имеются случаи дезертирства, но приказ о расстреле семей дезертиров, несомненно, возымеет свое действие…

— А самих дезертиров пусть вешают на фонарях! — добавил Гитлер. — Бургдорф, подготовь такое распоряжение…

Нагнув свою бычью шею, Борман сказал:

— Я подготовил, мой фюрер, приказ войскам — уничтожать на германской территории все, что может пригодиться врагу…

— Да, да… — Гитлер говорил отрывисто и глухо. — Бороться, не считаясь ни с чем… Применять тактику выжженной земли, так же как мы делали это в России… Жечь, жечь!.. Предприятия и города… Запасы продовольствия… А жителей увозить в глубь Германии… Русских мы уничтожим на сожженной германской земле… Только так, только так!.. Теперь мы не можем считаться с собственным населением… — Гитлер вскочил и взволнованно зашагал по тесному убежищу.

В подземелье воцарилась тишина, нарушаемая только шаркающими шагами Гитлера.

Медленно успокаиваясь, Гитлер еще раз прошелся из угла в угол.

— Я пригласил вас, Гудериан, — сказал он, — чтобы изложить свои мысли о наступлении в Арденнах. У меня есть кое-что новое… Но прежде я бы хотел поздравить моего храброго Отто Скорцени с успехом в Венгрии. — Гитлер протянул Скорцени вялую руку. — В вашей охотничьей сумке еще один премьер, а на груди золотой рыцарский крест… Но теперь я намерен дать вам новое задание. Послушайте…

Гитлер, подобно волку, запертому в клетке, беспокойно искал выхода до последней минуты. Он все время на что-то надеялся. Ждал, когда распадется военная коалиция русских с капиталистическим Западом, ждал, когда германские ученые-физики дадут ему атомную бомбу. Подземный завод секретного оружия уже начали строить в горах под Линцем. Скорей бы! Вот когда Гитлер возьмет за горло своих врагов!.. Сейчас нужно только выгадать время. В крайнем случае он отсидится в неприступных Альпийских горах, создаст там военное государство-крепость. В мыслях Гитлер называл его Альпийским редутом. Это была его надежда. Но пока он думал об Арденнах.

Гитлер стал развивать план контрудара на западе. Он опять загорался. Глаза его оживились, и в голосе появились прежние металлические нотки.

План операции в Арденнах был уже в деталях известен Гудериану — в генеральном штабе трудились над его разработкой. В курсе дела были Гиммлер и Борман. Среди присутствующих в неведении оставался только Скорцени. Но уж конечно не для него одного говорил Гитлер. Ему просто нужны были слушатели, в присутствии которых он мог импровизировать…

На Западном фронте назревали большие события. Две германские танковые армии в составе до тридцати дивизий, которые сейчас формировались и приводились в порядок, должны внезапно перейти в контрнаступление и опрокинуть англо-американские войска. Противник уже сейчас испытывает тяжелые затруднения со снабжением. Если немецкие армии прорвутся к Маасу, форсируют его и, повернув на север, захватят Антверпен, англо-американская группировка в Европе будет разгромлена.

— Я вновь обращаюсь к испытанной политике блицкрига, — говорил Гитлер. — Я нанесу внезапный и сокрушительный удар… Мы бросим в бой две тысячи новых реактивных самолетов… Танки «пантеры» и «тигры» вернут инициативу на Западе… Мы вынудим Запад заключить перемирие с Германией, и тогда в течение нескольких месяцев я устраню угрозу с Востока…

Замышляя контрудар в Арденнах, Гитлер не переставал думать о Восточном фронте… Его голос окреп, лицо порозовело, сейчас он уже не казался больным и немощным стариком. Гитлер обратился к Скорцени: