Инал Кануков - Антология осетинской прозы

Так Джерихан в конце 1917 года впервые встретился с Лениным.

Однажды в Куртатинское ущелье явился конный отряд во главе с несколькими офицерами. Белогвардейцы собрали мужчин из ближайших сел на сход и стали растолковывать народу, кто такие большевики и чего они добиваются.

— Допустим, что большевики захватят власть, — говорил офицер. — Что они сделают здесь, в вашем ущелье? Во-первых, отберут у вас скот. Половину для пропитания своих босяков-красногвардейцев, а остальное — для тех лодырей, которые не имеют скота. Пашни и луга раздадут безземельным. И землю, и скот, и имущество большевики уравняют так, чтобы все стали одинаково бедными. Вы будете жить в одном доме, и все у вас будет общим, даже дети, даже жены!.. Кто не хочет жалкой жизни, не хочет большевистских порядков, тот должен сейчас же записаться в «добровольческую» армию и идти с нами громить красную рвань!

На сходке выступили еще два офицера, один из них говорил по-осетински. От имени местных жителей выступили два старика. Речи их были столь цветисты и напыщенны, что вопрос об отправке людей в белую армию потерялся в водопаде замысловатых фраз.

— А ты что окажешь, старик? — обратился к Дзакко офицер.

Дзакко шагнул вперед.

— Простите нас, гости… Мы — люди темные, необразованные, и пусть вам не кажется странным, что нам непонятно многое из того, о чем вы говорили здесь. И еще раз простите, но я хочу задать один вопрос… У тех, кого мы называем кадетами, самый главный начальник зовется Деникиным. А кто начальником у большевиков?

— Ленин, — раздраженно ответил офицер. — Почему ты спрашиваешь об этом?

— Прости меня, пожалуйста… А есть ли семья у Ленина? Есть ли у него жена?

Офицер побагровел от негодования, но, оглядев толпу, понял: люди ждут ответа.

— Ну, есть у него и жена, и семья. Но я еще раз спрашиваю: зачем ты вдруг захотел знать об этом?

— Да вы же сейчас только говорили, что большевики не знают, кто чья жена…

На помощь первому офицеру пришел второй, и годами и чином постарше.

— Извини, старик, но мы приехали не притчи слушать, а решать важное дело. Мы ждем прямого ответа, и нечего нас сказками кормить.

— Прости, уважаемый гость… Еще предки наши считали невежливым отвечать вопросом на вопрос, но я осмеливаюсь спросить вас: есть ли среди сторонников Ленина люди из нашего ущелья?

Офицер разозлился.

— Сторонники Ленина? Среди вас? Александра знаете?! Харитона и Дзаххота знаете?! И всех других, скрывающихся у вас?! Ну-ка, давайте оставим этот разговор. Соберите людей, и пусть они сейчас же отправляются туда, где воюют настоящие мужчины.

Дзакко ответил:

— Никто не поручал мне говорить от имени односельчан. Но мы здесь хорошо знаем друг друга. Каждый из нас может говорить от имени всех, потому что знает их мнение. И если вы ждете нашего ответа, — пожалуйста. Мы выслушали вас, а теперь оставьте нас одних, чтобы мы могли подумать о вашем предложении. Ведь на войну идти — не за орехами в лес бегать. Нужно решить, сколько человек мы можем послать к вам, сколько должны оставить здесь, для самообороны, и, кроме того, надо ведь подготовить людей к отправке… Когда все это будет сделано, мы дадим вам знать, благо, до города не так уж далеко… Правильно я говорю, люди? — спросил всех Дзакко.

— Конечно! Правильные слова! Нельзя же так сразу! — закричали, перебивая друг друга, сельчане.

— Когда же вы сможете сообщить нам о вашей готовности? — спросил командир отряда. — Когда ждать вас?

Офицеры были взбешены выступлением старика.

— В тот день, когда мы будем готовы, — ответил Дзакко.

«Гости» уехали не солоно хлебавши.

Многое тогда показалось Джерихану странным. Как изменились люди! Если бы эти офицеры приехали сюда года три-четыре назад, они бы и разговаривать не стали с такими, как Дзакко. Теперь же и Дзакко, и Александр были выше и умнее любого из этих офицеров, и даже сильнее их.

Такой же отряд, только более многочисленный, вскоре прислал «правитель» Осетии, полковник Хабаев. Снова уговаривали горцев, запугивали, дошли, наконец, до угроз, и все же уехали ни с чем. Агитация пяти-шести местных коммунистов оказалась действеннее офицерских речей.

Третий отряд в Куртатинское ущелье белые прислать не успели. Им было не до набора новых «добровольцев». Они и своих-то удержать не могли. Широкая Военно-Грузинская дорога весною 1920 года стала тесной для удирающих от Красной Армии белогвардейцев.

В Осетии установилась Советская власть. Началось строительство новой жизни. Осуществилась вековая мечта горцев: они получили землю на равнине. Куртатинцы переселились туда, где, вырвавшись из теснины, река Фиагдон успокаивается на черноземных просторах.

Все шло как нельзя лучше, но жизнь похожа на горную тропу: она то прямая, как стрела, то кружит, изворачивается в скалах или вдруг обрывается, и след ее исчезает в бездонной пропасти… Так и теперь — мрак наступил среди бела дня, смерть Ленина потрясла всех. Невозможно было поверить в это. Людям казалось, что Ленин не может умереть, что такие, как он, — бессмертны.

Однажды после полудня Джерихан пас свое стадо на склоне. Жара спала, дул свежий ветер с севера. Джерихан, сидя на камне, запел вполголоса. Потом громче. И вдруг смолк: могут услышать в селе. Что, если кто-нибудь спросит его об этой песне? Как он ответит?

Встав, он пошел к развалинам селения Уаллаг сых, скрылся за башней и снова запел, а овцы двинулись в сторону Барзикау, к пшеничным полям. Снизу, из села, закричали, чтобы он отогнал отару подальше от пшеницы, но Джерихан ничего не слышал.

В это время неподалеку проходил учитель Заур. Он отогнал овец и направился к башне. Подойдя поближе, он услышал слова песни, но различить сумел только часто повторяемое слово «Ленин». Заур решил было, что кто-то из его учеников нараспев декламирует стихотворение о Ленине, но увидел за башней незнакомого юношу.

— Добрый день, — поздоровался Заур, подойдя незаметно. — Петь песни — хорошее дело, но овцы твои были в пшенице.

Пастух вскочил, взбежал на пригорок и, увидев отару на пастбище, улыбнулся учителю.

— Не веришь? Тебе уже кричали из села, а я шел мимо и отогнал стадо, — сказал ему Заур. — За это ты споешь мне песню, которую пел только что. Прости, забыл твое имя…

— Джерихан, — ответил юноша, застеснявшись.

— Извини меня, Джерихан, а почему ты не ходишь в школу?

— Не знаю, — ответил тот и, помолчав, добавил: — Кто-то ведь должен присматривать за стадом…

— Здесь у всех есть стада, но дети ходят в школу. А ты и раньше не ходил.

— Полтора года ходил, пока был маленьким, а потом отец не пустил.