Владимир Христофоров - Невеста для отшельника

Вот почитай, дорогой, что писала деревенская девочка, когда ей исполнилось семнадцать:

«После той ночи с НИМ, пока шла домой, настроение было тревожное, а вокруг ликовала весна. Не поехала на занятие. Симулянтка торжествует, все оказывается нипочем.

…Испытываю отчужденность. Что-то мешает мне слиться с толпой. Взгляды и внимание ко мне раздражают. Волнуюсь и с нетерпением жду вручения профсоюзного билета. Оказывается прислали только восемнадцать штук, так как фотографии сдали с опозданием. Не знаю, дадут ли сегодня.

Пусть с момента встречи прошло несколько дней мне кажется что наша любовь чище горного хрусталя. Я верю в любовь с первого взгляда! Как все-таки интересно жить!»

…Пожалуй, я сделала верно, что сохранила дневник, не поддалась много раз возникавшему желанию уничтожить его. Это мой тыл, это, как сказал бы Костя, музыка обратного времени, которой лишены — и оттого бедны духовно — многие, очень многие люди. Дневники надо хранить! Мне пришла странная мысль: если бы у всех были дневники детских и юношеских лет, то, наверное, люди были бы лучше. Ведь они забывают про себя, про то, что когда-то были наивны и чисты. Они забывают своих родителей, свой родной дом, его дыхание, запах.

Сегодня пришлось убить молодого белого медведя. Константин поранил руку, кажется, сильно. Но с ним никогда ничего не может случиться плохого. Если он даже вздумает умирать, я своим криком, силой воли верну его, уходящего. Только бы не пропустить этот момент! А вдруг ему станет совсем плохо? А вдруг заражение? Не думай, не думай про это! Не позволяй себе распускаться.

— Костик, ты не переживай из-за медведя! — кричит откуда-то из глубины дома Лариса.

Да, домила у нас — не сразу и определишь, где находится Лариса. Может быть, в моем кабинете или в Зале Голубых Свечей, а может быть, в библиотеке или в будуаре.

В дверь просовывается курчавая голова:

— Котенок, где сегодня будем обедать?

Обедаем мы на кухне и лишь в особых случаях закатываем торжество в Зале Голубых Свечей. Угадывая ее желание, я отвечаю:

— Может быть, в Зале Голубых Свечей?

Ее глаза вспыхивают радостью:

— Ты просто умница! Сегодня такой день! Мы должны отметить… м-м… твое мужество и мою удачу.

Молодец, выкрутилась из щекотливого положения. Какая же радость, если такая неудача, если еще кости стонут, а рука пухнет, словно на дрожжах? Она торжественно закрывает дверь, некоторое время шагает по коридору и, наверное, покачивает бедрами, затянутыми в видавшие виды джинсы. Это у нее осталось от сельского кружка художественной самодеятельности, где она, кажется, была звездой первой величины.

Через минуту ее курчавая головка снова просовывается в дверь:

— Ты мне позволишь взять твой наган?

— Не наган, а пистолет ТТ.

— Пистолет ТТ, — поправляется она. — Я за углем, мало ли что…

Я размышляю и готов согласиться, — в принципе она права, — но делаю недовольное лицо, чтобы у нее было чувство почтения к оружию и к самому факту — я доверил ей свой личный пистолет.

— Тебе, как егерю, по штату положен карабин. Вот и бери его.

— Да-а, он тяжелый, и вообще… — уже откровенно клянчит Лариска.

Человек я слабохарактерный и потому соглашаюсь.

— Ладно. Да поосторожнее там.

Склад угля, оставшийся еще от гидрографов, находится за ручьем. Уголь возим тележкой, попутно набираем воды.

Я устало закрываю глаза и впервые за этот год думаю о сигарете. Бросить курить каким-то непонятным образом заставила меня Лариска. Я даже сам не заметил, как это случилось. Взял… да и бросил. «Я ведь, Котенок, во всем беру с тебя пример, — сказала она тогда очень серьезно. — Что ты будешь делать, то и я. Давай вместе курить. Пусть токсины одновременно разрушают наши организмы». Конечно, не в этих словах дело. А в чем?

Рука ноет, пульсирует, словно туда переместилось сердце, и как-будто разбухает. «Дела могут быть, — озабоченно думаю я. — Заражение — и сыграешь, как принято сейчас говорить, в телевизор с одной программой: «Спокойной ночи, малыши!»

Окно в нашей спальне затянуто прозрачной пленкой. Чтобы зимой не выдувало тепло. По официальным данным, в бухте Сомнительной третья часть года приходится на жесточайшие пурги. Так что с печками мы еще помучаемся. Ну да сами добровольно пошли на это, никто нас не принуждал селиться в особняке. Нам вполне хватило бы однокомнатного домика, каких в поселке целая дюжина — выбирай на любой вкус! Но мы обжили эту громадину в семь комнат. Блажь? Пижонство? Конечно! Но в этом доме разместится контора заповедника, лаборатории и прочие службы. Надо обживать. И все же… Чтобы поддерживать нормальную температуру зимой во всем доме, придется дважды в сутки топить четыре круглые печи и плиту на кухне. Выдержим ли мы такой темп и объем работы, покажет скорая зима. В крайнем случае с отоплением кухни, кабинета, спальни и будуара, как выразилась Лариска, «обязательно совладаем».

Почти месяц мы угрохали на ремонт особняка. Даже подновили старый лозунг: «Гидрограф! Соблюдай правила техники безопасности в тундре». Мы не гидрографы, но теперь эти слова всегда будут напоминать мне о сегодняшнем дне. Самой сложной оказалась проблема мебели. Оттого и появилась мастерская с верстаком, где я восстановил собранную со всего поселка разнообразную рухлядь. Спальню обили старыми дорожками, на топчан постелили овчину, выкроенную Лариской из полушубков. В изголовье, но все же не над самой кроватью — техника безопасности! — подвесили керосиновую лампу. Есть, правда, и электричество, но не будешь же каждый раз заводить движок, а потом в одном белье бежать, чтобы его заглушить. Вешалку заменили роскошные оленьи рога. Олени здесь очень большие, много диких, поэтому они живут подолгу, отращивая свою костяную красоту. Я, конечно, был не в восторге от этих рогов, да еще в спальне, но Ларисе они понравились. Может быть, рога ей вообще ни о чем неприятном еще не напоминают?

Кабинет мой пока выглядит бедновато: смонтированный из двух тумбочек письменный стол, старый-престарый диван. На нем удобно сидеть, греясь у камина, покуривая трубку из вишневого дерева, попивая… ну хотя бы «Солнцедар». Увы! Камина нет, курить бросил, а спиртного в обрез. На стенах две карты — Магаданской области и Советского Союза. Да, еще радиола «Кантата», найденная в бывшей конторе гидрографической базы. Радиола для антуража — внутренностей в ней нет никаких, и она служит шкатулкой для документов и служебных бумаг, которые, правда, пока умещаются в моем бумажнике. Музыку мы иногда слушаем в библиотеке. Это маленькая комнатка — два на три — без окон, со стеллажами, забитыми старыми подшивками «Огонька» и «Крокодила». Книжек еще очень мало, главная — «Белый медведь и его охрана в Советской Арктике». Здесь установлен наш собственный проигрыватель — стерео «Аккорд». Подбор пластинок неплохой — любимая классика, хороший джаз.