Вилис Лацис - Ладейная кукла

— В чем дело, Ула? — Парень подождал, пока она подойдет ближе.

— Мне страшно. Не оставляй меня! Возьми спой плащ, пойдем вместе.

Висвалдис смутился. Обычно сама Дартула, еще не выйдя из леса, вырывалась из его прощальных объятий и убегала, словно белка. Не велика беда, если кто-то и увидит их вместе! Старухи давно уж судачат… Дескать, Волдис из семьи голодранцев Бамболов с богачом Фишером вздумал породниться. И вот теперь она сама… Как хотелось Висвалдису, чтобы вокруг его дома сейчас не толпился народ. Весь поселок, похоже, сошелся туда. Парень забрал у Дартулы плащ, надел его, взял девушку под руку и, не взглянув на нее, — глаза прикованы к дому, — проговорил:

— Пошли!

И зашагали рука об руку к поселку.

И Фишер Иоганн, самого бывшего пастора племянник, слышал в ночи выстрелы, — он как раз вышел в море выбрать два тресковых длинника. Услыхав выстрелы, почему-то вспомнил о младшем сыне, которого давно считал погибшим, как и двух других своих сыновей, утонувших в море. Но Роланд не в пучине морской погиб, не то можно было бы его помянуть с печальным вздохом. Роланда забрали германские господа уже под конец своего правления, и целых шесть лет не было о нем ни слуху ни духу.

Но вот однажды темной ночью… Раз-другой тявкнула собака — и смолкла, потом заскулила тихонько. Ветер простонал или голос послышался? Иоганн натянул штаны и босиком подкрался к двери, заложенной крепким засовом. Такие нынче времена, народ сумасбродит, будто белены объелся. Слава богу, теперь уж поменьше, дух можно перевести, ночами спать спокойно.

У двери он тихо окликнул: «Султан!» — и пес отозвался, заскулил. Затем раздались три негромких стука и хриплый голос: «Отец, открой!»

Более растерявшись, чем обрадовавшись, Иоганн откинул засов, и в дом ввалился человек, из-под плаща блеснув вороненой сталью. Как раз в тот момент хмурое небо слегка расчистилось, и в окно луч уронила одинокая звезда.

— Роланд, ты? Наконец-то! Пойду мать разбужу. — И он уж было потянулся к гвоздю за керосиновой лампой.

Сын властной рукой остановил его.

— Не надо ни света, ни матери! Женщины не умеют держать язык за зубами. Накорми нас и переправь в Швецию!

Иоганн смешался.

— Кого это — вас?

— Приятели в леске дожидаются. В одной лодке все уместимся, медлить нельзя. Легавые идут по пятам. Не стало житья в лесу.

— Значит, скоро сюда пожалуют. Нюх у собак хороший…

— Тебе бояться нечего, отец. Не такие мы дураки, чтоб своих подводить. Двуногие красные псы за нами идут по следу.

— А вы бы сами явились с повинной. Вон у нас в поселке… Тот же Бамболов Янис…

— У вас в поселке нет порядка, как я погляжу, в иных местах с предателями разговор короткий. Ну, так как же?

Старый Иоганн ничего не мог придумать, он вообще привык обдумывать все не спеша, основательно. Давно хотелось сына повидать. Однако этот ночной пришелец вроде и на сына не похож, вишь ты, мать родную после стольких лет не желает видеть. Что ж, пусть будет так.

Иоганн вынес из кладовки полмешка вяленой камбалы.

— Вот возьми и ступай своей дорогой! Хлеба в доме нет, картошку не варили.

— У богача-то Фишера и хлеба в доме нет! А в былые времена чуть не полпоселка у него ходило в должниках. И после этого ты мне советуешь красным добровольно сдаться.

Роланд Фишер повысил голос, но Иоганн поднес к губам палец.

— Тсс… Сон у матери чуткий. А хлеб нынче дома не печем, только пироги да лепешки по праздникам. Хлопот меньше…

Молодой Фишер промолчал, а старик снял с плиты котел.

— Тут мать картошки наварила. Мелковата, правда, но другой нет. — И поверх камбалы высыпал эту мелочь. — Ну, а теперь иди…

— Так как насчет лодки? Нам нужно поскорей убраться в Швецию.

— А мне бы поскорей убраться к господу богу. Нет у меня лодки. Она у колхозного пирса…

— Отняли?! — Голос молодого Фишера дрогнул от злобы и отчаяния.

— Сам отдал, когда в колхоз вступил. Если кажусь тебе слишком красным, не стесняйся, ставь отца к стенке.

— Да как ты решился на такое? — растерянно спросил Роланд.

— А что было делать? Где новый мотор взять, где бензин, сети? Все дает колхоз. А ты сиди себе в лодке, рыбачь, никаких забот, никого нанимать не надо. Чем не жизнь. В урочный день пошел, деньги получил. На троих вполне хватает, еще остается, так что сам вступил в колхоз, никто меня не неволил, скорей наоборот — не очень-то хотели принимать. Один хлюпик, из города к нам приехал, говорит — нельзя, он, дескать, кулак. Пускай идет куда подальше. Но тут вмешались старые рыбаки, мы, говорят, лучше тебя знаем Иоганна Фишера. А в долг давал нам потому, что было, что дать, не отказывался подождать, когда платить было нечем, никого по миру не пустил, ни с кого шкуру не снял. Я и сам не знал про себя, что такой хороший. Прослезиться впору.

— Мой отец, словно нищий, голь перекатную упрашивал, чтобы те его в свою компанию приняли…

— Ладно, ступай себе, дай мне умереть спокойно, ибо, как сказано в писании: не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют.

Роланд раскрыл было рот, намереваясь что-то сказать, но только отмахнулся.

— Лодки где?

— В море или в бухте. Шли бы в соседний поселок…

— Сами знаем, куда нам идти. Ты меня не видел, запомни, иначе и тебе несдобровать. — С этими словами парень канул в ночную темень, тучи опять сомкнулись, погасив единственную звездочку в небе.

Старый Иоганн Фишер задвинул засов и тяжко опустился на кухонную скамью. Неужели он так стар, что ноги уже не держат?

Приоткрылась дверь, в белой ночной сорочке на пороге появилась жена Урзула. Немецкие имена в богатых рыбацких семьях издавна были в почете.

— Роланд? — спросила спокойно, равнодушно. Иоганн не ответил, сказал только:

— Подай напиться.

Жена зачерпнула кружкой кваши, потом добавила так же спокойно:

— Ладно, старик, пойдем спать!

Широкая супружеская кровать поскрипывала, пока Урзула отчитывала свою вторую половину:

— Ты сам виноват. Не наш Роланд ребенок. Его лаумы-волшебницы подменили. Таким ледащим родился, в первый же день просила пастора привезти, окрестить его, но ты дрых, пива налакавшись. Только на четвертый день пастора привез, сынка своего крестного…

— На третий, — возразил было Иоганн.

— Мне лучше знать. Говорю — на четвертый, а тем временем лаумы-волшебницы успели его в люльке подменить. После стольких лет мать родную повидать не пожелал… — И Урзула всхлипнула. — Нет, не сын он мне, лаумы его подменили. Ты тоже хорош — лень было на люльке новый крест выжечь…

— Были на ней уже два от старших сыновей, — опять возразил Иоганн. — Ну и где теперь Детлав с Иоганном?

— Те хоть в море утонули, как порядочные люди. Почему лодку на замок не запер? Вышли в море на веслах, когда всякому дураку было ясно: северяк подует. Начитались глупых книжек… Дурни они и есть дурни…