Езетхан Уруймагова - Седьмой сын (Рассказы, очерки, статьи)
- Название:Седьмой сын (Рассказы, очерки, статьи)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Северо-Осетинское книжное издательство
- Год:1965
- Город:Орджоникидзе
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Езетхан Уруймагова - Седьмой сын (Рассказы, очерки, статьи) краткое содержание
Очень коротким был творческий путь Е. А. Уруймаговой (1905–1955) — всего лишь несколько лет. В литературу она пришла уже зрелым человеком, с большим жизненным опытом и богатством впечатлений. Она много видела и знала. Она много думала. О всем этом ей хотелось рассказать людям, помочь им устроить свою жизнь как можно лучше. В своих чувствах она была очень искренна, в своих произведениях — очень эмоциональна.
В ее художественной прозе и публицистике всегда ощущается горячее сердце автора, который не может жить, «добру и злу внимая равнодушно». Ее короткий творческий путь — это постоянные искания своего места в искусстве социалистического реализма. Здесь были и радости и печали. Были большие творческие удачи и просчеты. Было все то, что связано с процессом становления писателя.
Произведения, которые читатель найдет в данном сборнике, как раз и запечатлели этот сложный процесс. Они помогут еще лучше, еще глубже понять самобытный характер творческого облика Езетхан Алимарзаевны Уруймаговой — бесспорно талантливой советской писательницы.
Седьмой сын (Рассказы, очерки, статьи) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И вот этого здорового человека не пустили на фронт, а оставили с женщинами копать картошку. Всё его товарищи еще в июле ушли в действующую армию, а он остался и считал себя кровно обиженным.
Осенью сорок первого года в колхозе осталось мало настоящих работников. Москва готовилась к великой битве, и со всех сторон бескрайней Родины день и ночь тянулись эшелоны к столице. А Николай остался с женщинами, стариками и детьми. По вечерам, когда стан затихал, его просили что-нибудь рассказать, но он молча кутался в бурку и, упершись длинными ногами в стену шалаша, засыпал.
— Обидели его, на фронт не взяли, — объясняла детям Замират, лучшая колхозница из звена Николая.
Иногда ночью Николай уходил на край кукурузного поля, садился на землю и гладил лохматую морду старой-престарой лошади.
— Списали нас обоих, друг Серко, — говорил он горестно, — тебя председатель от работы отстранил, мне войну не доверили.
Серко тепло и шумно дышал ему в лицо, касаясь влажной обвислой губой его небритой щеки. А днем, насупив брови и ни с кем не разговаривая, Николай выполнял по пять норм, и колхозницы его звена не успевали убирать за ним картошку. Он работал легко и быстро, далеко отшвыривая перерезанные лопатой картофелины. При этом он говорил:
— Не порть мне красоту урожая.
Пришел председатель колхоза, увидел огромное вскопанное поле и одобрительно сказал:
— Вот видишь, потому я тебя и в военкомате отстоял… упросил военкома. За пятерых успеваешь. Мне бы еще трех-четырех таких, как ты, и я не чувствовал бы, что нет в колхозе мужских рук.
Только сказав это, председатель понял, что совершил непоправимую ошибку. Николай отбросил лопату, остановился перед председателем и не своим голосом закричал:
— Так по-твоему я только на то и гожусь, чтобы картошку копать? В военкомате отстоял… А кто тебе такой закон установил, чтобы меня моего мужского права лишать? Это тебе не старый режим, чтоб самовольничать!
— Да ты что, очумел, что ли? Не понимаешь разве — армию кормить надо. Не всем же воевать, — волнуясь говорил председатель, торопливо шагая за звеньевым, который уже бежал к шалашу.
— Не уговоришь, и не думай. Здесь не зачислят, я в город пойду. Там примут. А ты сам здесь воюй с бабами, — со злостью говорил звеньевой, на ходу застегивая ватную куртку.
Ни разу не оглянувшись, он пересек осеннее влажное поле и подошел к реке. Мост был далеко, и, чтобы не терять времени, Николай снял чувяки и перешел реку вброд.
…Высокий, большой, он стоял перед военкомом и резко требовал:
— Запиши, я тебе говорю. Чем я хуже других? Настоящие мужчины на фронте, а я с бабами лопатой воюю. Запиши. Все равно, я здесь больше ни одного дня не останусь. Лучше по закону зачисли, а не то сам уйду.
Военком, бледный мужчина с отеками под глазами, не без зависти смотрел на его крепкую, сильную фигуру. Наконец, решившись, он протянул ему руку и сказал:
— Ладно, зачислю. Солдат из тебя будет крепкий. Правда, председатель твой ругаться будет, да уж бог с ним… Воюй.
Ранней весной сорок шестого года Николай вернулся в родной колхоз. Ордена Красной Звезды, Славы, третьей и второй степени, и медали красовались на его гимнастерке. Он сразу же пришел к председателю.
— На, возьми свою смерть, — сказал председатель протягивая ему два распечатанных конверта.
— Что это? — удивился Николай.
— Дважды извещение приходило, что ты погиб. А я не поверил. Как же так, думаю, Николай — и вдруг погиб? Не может, думаю, такого быть. Ну вот, по-моему и вышло. Теперь принимай звено, земля по настоящим рукам тоскует. Завтра же выходи на работу. Замират хоть и женщина, а работала по-мужски, никто в ней силы такой не подозревал. Бригада у нее крепкая, ждет она тебя, звеньевого.
— Меня ждать нечего, я не жених, — обиделся Николай.
— А разве только женихов ждут? Вот и я тебя ждал, потому и не разрешил твоей жене корову на поминки резать. Думал: если ты уж действительно погиб и есть царство мертвых, так не может быть, чтоб ты себе пищу сам, без помощи жены, не раздобыл, — пошутил председатель.
— Спасибо, — глухо сказал Николай, поднимаясь. — Спасибо за то, что ждал, за то, что корову сберег… А в подчинение к Замират, к девчонке, я не пойду. Не заслужила она этого. Бригадир! — насмешливо воскликнул он и опустил длинные руки по швам, словно стоял перед командиром. — Не таким бригадирам я подчинялся.
— Значит, за то, что у нее орденов нет, ее с бригады снимать, так по-твоему? — спросил председатель.
— Как хочешь, это дело не мое, — несколько спокойнее ответил Николай. — Ты хозяин, ты должен смотреть правильно, так, чтобы человека на его настоящее место поставить.
Чтобы должность выше человека была и человек к ней тянулся.
— Чтобы человек к должности тянулся? — засмеялся председатель. — А я наоборот думаю: пусть должность, самая маленькая должность тянется к человеку, а человек ее сделает большой.
— Нет, ты не так меня понял, — перебил Николай, снова присаживаясь к столу. — Мне всегда не везло… Вот я тебе расскажу: когда меня из госпиталя выписали, я, конечно, в свою часть не попал. Направили меня в жаркое место. Передний край от командного пункта километрах в трех находился. Немец этот участок днем и ночью долбил, головы поднять не давал, а бойцы целые сутки без хлеба, без воды одну за другой вражеские атаки отбивают. Хоть и не отступаем, но и вперед ни на вершок не подвигаемся. Помню, бригадный говорил: «Хоть клещами рвать будет, а не вырвать ему из-под нас этот клочок земли». Ну, готовился и я со своей ротой в атаку… Это я тебе рассказываю к тому, как человека на настоящее место ставить нужно… Так вот, как раз тогда недалеко от командного пункта врезался в землю подбитый немецкий самолет. Торчит перед глазами, мешает обозрению местности. Взялся я да откопал эту рухлядь, а потом оттащил в сторону. Вот этот пустяк всю мою военную судьбу и переменил. Только я закончил работу, как позвали меня к бригадному. Оглядел он меня с ног до головы и говорит: «Такая силища в тебе, солдат, зря пропадает». Набрался я смелости и говорю: «Нет говорю, не зря, товарищ генерал. Я в атаке двумя штыками орудую, за троих воевать могу». А он улыбнулся и говорит: «В атаке каждый солдат герой. А тебе другое задание, важное, большое. От того, говорит, как ты его выполнишь, ход боя зависит». Так и сказал: «от тебя зависит». Тут я вытянулся и говорю: «Служу Советскому Союзу!». Тогда он и говорит: «Люди два дня без горячей пищи, девять атак отбили. Мы третью кухню посылаем — не доходит. Ты, говорит, человек кавказский, по кручам с детства ползать привык, а местность здесь на вашу похожа… Донесешь обед — бой выиграем, не донесешь — солдаты опять голодными останутся, а голодному воевать трудно». Хотел я было сказать: «Правильно, товарищ генерал, пустой мешок — что голодный человек — стоять не приспособлен», но он мне говорить не дал. «Иди, говорит, на кухню, выполняй».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: