Руслан Киреев - До свидания, Светополь!: Повести

Приснилось ей, будто она играет на пианино, а рядом, с баяном на коленях, дожидается своей очереди Иванова. Раины руки летают, а вместо платья на ней ситцевый халатик.

Иванова хорошо улыбнулась ей.

— Ты вчера так быстро — я и опомниться не успела.

Оправдывалась… Иванова — сама Иванова! — оправдывалась перед ней.

— Я в кино спешила, — вспомнила Рая.

На большой перемене вышли из класса вместе. «Только не тарахти, как сорока, — мысленно наказывала она себе. — Ничего особенного не произошло. Две девочки познакомились — это вполне естественно».

После уроков, как всегда по субботам, Харитон делал политинформацию. Вид у него был такой, словно это он подстроил события о которых рассказывал. Тепа, придвинувшись, зашептала что‑то, но Рая строго показала глазами на Харитона: слушай. А у самой замирало дыхание: неужели вместе с Ивановой пойдут домой?

Вместе… Набравшись духа, о завтрашнем дне заговорила Рая.

— На море идём. Весь двор. Хочешь с нами?

— На какое море? — удивилась Иванова, и так мило вышло у неё это.

— Светопольское. Водохранилище у нас так называют. Но там и пляж есть, и навесы… И место специальное, если кто плавать не умеет, — прибавила она на всякий случай.

Иванова нерешительно молчала.

— А вы одни пойдёте?

— Как одни?

— Без взрослых?

— Конечно, одни! — засмеялась Рая, но тут же сообразила, что без взрослых Иванову могут не пустить. — С нами Вадька Конь идёт… Вадик Коннов. Из семнадцатой квартиры. Он в десятом классе учится, ему даже курить разрешают.

— Я не знаю… Как мама.

— Ты скажи ей — весь двор идёт. Там как на море настоящем, вот увидишь. И катера, и спасатели, и радио даже… — Осеклась, спохватившись, что опять трещит, как сорока. Прибавила безразлично: — В общем, сама решай. Сбор в девять, на площадке. Ты это… Выйдешь сегодня? — выговорила она, поправляя воротничок.

— Сегодня музыка, — грустно ответила Иванова. — А на море постараюсь…

Они стояли с портфелями в руках у её дома — две девочки, две подруги… Так, во всяком случае, решила соседка Валентина Потаповна, моя двоюродная бабушка, которая, склонив набок голову, проходила мимо. Все пело внутри у Раи, но виду не подавала, и сколько усилий потребовалось ей, чтобы не помчаться сломя голову, а степенно пройти через весь двор. Она понравилась Ивановой; конечно, понравилась — иначе разве был бы её голос грустным, разве ждала бы она Раю у парты, когда Харитон отпустил их!

Прямиком направилась к зеркалу, но остановилась и круто повернулась к зеркалу спиной.

— А фигушки не хочешь? — сказала себе. — Ты ужасная кокетка, Раечка, тебе бы только в зеркало смотреться.

Погляди лучше, что делается в квартире. Убери кровать, перемой посуду, а потом посмотрим на твоё поведение.

Деловито начала застилать постель, но не выдержала, засмеялась, закружилась с подушкой по комнате. К зеркалу подлетела. На неё глядела, вжавшись подбородком в подушку, рыжая счастливая рожица, и даже дырочка между зубами казалась прелестной.

Вволю полюбовалась собой, потом строго сказала: хватит валять дурака! Дел — непочатый край. Проворно убрала все, поела, отнесла матери щи (как везло ей сегодня! — даже щи были, несмотря на сентябрь, её любимые, зеленые) и села за уроки. Прямо, положив локти на стол, как учили их в первом классе.

Не получалась задачка по алгебре. Рая отложила было тетрадь — спишет завтра у Майки, но сейчас же упрямо сжала ладонями виски.

От задачки оторвала Зина: пришла на море проситься. Рая обрадовалась, что можно передохнуть, и тотчас осудила себя за эту нечаянную радость.

— Ты сама скажи матери, а так она не пустит, — плаксиво тянула Зина. Губы и подбородок её были в шоколаде.

— Вытрись! — грубовато сказала Рая. В голове гудело — с непривычки: никогда не занималась столько — и она решила, что для пользы дела можно развеяться. Дыню достала.

— Садись!

Зина, точно зверёк какой, проворно вскарабкалась на стул. Не так дыни хотелось ей, как посидеть с Раей, и Рае это было приятно, хотя понимала, конечно, что Зина — червяк, только перешла в третий класс. Тоже ещё, подружка!

— А мамаша опять врала, —прошепелявила она, и глаза её, поднятые от дыни, заблестели. — Говорит, тётям делают специальный укол в больнице.

Как‑то, месяц или два назад, хвастала она, что её матери сделали укол и скоро у неё появится братик. Рая тогда объяснила ей, откуда берутся дети. Зина слушала, разинув щербатый рот. Не верила, и Рая, взяв с неё слово, что не проболтается, показала половинку открытки, которую подарила ей Тепа. Другую половинку Тепа потеряла, но и так все было понятно.

Брала её Рая и в Глухой переулок, куда мы тайно шастали смотреть заспиртованного зародыша. Женская больница помещалась тут. Мы протискивались между железных прутьев и, скрытые зарослями сирени, подкрадывались к окнам. Под ногами скрипели битое стекло и ржавые крышки из‑под консервных банок, темнели кучки засохшего кала. На подоконнике стояла банка с зародышем. У зародыша была большая голая голова и скрюченное тельце. Между белыми занавесками можно было подглядеть, как раздеваются женщины. Мы прыскали и зажимали рот потными ладонями.

И ещё кое–чему научила Рая свою маленькую соседку: притвориться спящей и подождать, когда лягут родители. То же самое советовала ей когда‑то Ника, но Рае подслушивать было нечего: отец уже не жил с ними, а ИМ мать ещё не обзавелась.

— И ночью я слушала, — расширив глаза, прошептала Зина. — Даже два раза слушала и не слышала ничего.

— И хорошо, что не слышала, — с неудовольствием сказала Рая. — Ешь вон!

— Но ты же говорила…

— Мало ли что я говорила. — Кусок вдруг выскользнул из её мокрых от дыни рук. Рая вспыхнула. — Ешь, а то домой пойдёшь!

Зина притихла, и обе ели молча. Спелый сладкий запах стоял в комнате.

— Надо не о глупостях думать, а учиться лучше. — Она поднесла к губам искрящуюся на солнце дольку. — Я нарочно сказала, а ты и уши развесила.

Но видела: не поверила Зина.

Уходя, робко напомнила о море.

— Не знаю, — процедила в ответ Рая. — Может, дождь ещё будет.

Солнце и вправду спряталось за облако. Зина поглядела в окно, жалобно вздохнула и вышла. Рая снова взялась за задачку.

Было девять, все собрались и ждали только Жанну с Шуриком, а Иванова все не выходила. Рая неумолчно болтала, смеялась громче всех и даже не смотрела в ту сторону, откуда должна была появиться Иванова. Вспомнил о ней Вадька Конь.

— Да, а где же новенькая твоя? — На нем были смешные, по щиколотку, штаны, названия которых мы тогда ещё не ведали. — Слетала б за ней.

Рая пожала плечами.

— Что это я полечу?

— Потому что ты знаешь её. Я бы знал — я побежал.