Руслан Киреев - До свидания, Светополь!: Повести

Лиза смиренно слушала. От неё пахло молоком, и этот запах чистоты и свежести в прокуренном ресторане чудесно волновал его.

В тот год он не поехал сдавать вступительные экзамены; вместо этого, расписавшись, укатили на Кавказ. Наверное, это были счастливые дни, но ошеломляющее наслаждение, которое дарила ему Лиза, не заглушало в Аристархе смутного беспокойства. Что‑то подсказывало ему, что ничего не утратил бы он, будь на месте Лизы другая женщина, столь же молоденькая и ласковая, с тем же молочным запахом тела.

Через год родился Игорь, и опять пришлось отложить вступительные экзамены. Лизу не трогало, что её муж так и не превращается из продавца в обещанного юриста, — жадности не было в ней, она довольствовалась тем, что отмеривала ей жизнь. Его нянькой сделалась она, его домработницей, лишь бы ничто не отвлекало его от того важного и ей непонятного, чем — мерещилось ей — он живёт.

А чем? Чем он живёт? Фальшивомонетчик — вот он кто. Фальшивомонетчик, который приобретает истинные ценности за ничего не стоящие бумажки, — где‑то прочёл он такое сравнение.

В ночные одинокие часы Аристарх Иванович давал себе слово измениться к жене. Она лучше его, она добрее и искренней… Но тогда что же раздражает его в Лизе? Её неразборчивость? Как бы низко ни пал он, она будет относиться к нему по–прежнему…

Был второй час, когда он, так и не прочитав ни строчки, отложил книгу. В комнате Игоря и Старухи горел свет. Аристарх Иванович тихо заглянул туда. Тёща, в длинной рубахе, стояла на коленях перед открытым сундуком — то ли молилась, то ли перебирала при свете настольной лампы свою священную коллекцию. В седых спутанных волосах нелепо торчал розовый бантик.

Странная зависть кольнула Аристарха Ивановича. Прикрыв дверь, прошёл к себе, разделся и осторожно лёг с краю. Но и на расстоянии чувствовал живой жар толстого тела, источающего запахи кухни и пота.

Под утро ему приснились освещённые солнцем белые колонны. В безмолвии двигались они — одна за другой, одна за другой. Он беспомощно и быстро перебирал ногами, чтобы приблизиться к ним, — так жутко было оставаться одному на пустынном, залитом солнцем пространстве.

Колонны удалялись. Он сделал усилие, чтобы догнать их, и проснулся. Некоторое время лежал не двигаясь, в беспокойстве глядя перед собой.

Лиза вполголоса говорила с Игорем — Аристарх Иванович различал, когда она к сыну обращалась, когда — к матери. Со Старухой, которая с каждым годом становилась все капризнее, совсем разучилась говорить спокойно.

Игорь дома — значит, ещё нет половины восьмого. Успокоенно прикрыл глаза: трудный и такой ответственный день ждёт его сегодня. Полтора–два часа сладкой утренней дремоты отделяли этот день от Аристарха Ивановича. Но, странно, ему не спалось. Он посмотрел на часы и недоуменно оторвал от подушки голову. Девять. А Игорь дома. И отчего так пасмурно в комнате? Или он перепутал что?

Сунув босые ноги в меховые глубокие тапочки, подошёл к окну. В щель между плотными шторами глядел серый осенний день. Женщина в телогрейке вешала белье.

Почему Игорь не в школе? Аристарх Иванович торопливо надел пижамные брюки, которые, как и все, что носил он, были велики ему, открыл дверь. В ту же минуту из другой комнаты вышла Лиза. Стакан с недопитым молоком несла она и тарелку, на которой нетронуто желтели пышные куски омлета.

— Температура… — В крупных светлых глазах стояла тревога. — Не ест ничего.

Этого и боялся он! Это и предчувствовал. Вчерашняя история, знал, не кончится так просто… Не выдержав честного, полного доверия и надежды взгляда Лизы, отвёл глаза.

— Какая? — спросил. — Температура?

— Тридцать семь и семь.

Она стояла перед ним, ожидая совета, приказа, утешения.

— Врача вызовем. — Голос прозвучал хрипло. Он прокашлялся. — Вчера, может, простыл. На рыбалке.

— Я говорила—не надо. Грипп такой ходит.

Из‑под халата белел подол ночной рубашки.

— Грипп не ходит уже, — буркнул Аристарх Иванович.

Долго брился, долго и тщательно умывался. «Все дети болеют…» Ни холодная вода, ни шипр, запах и лёгкое пощипывание которого он так любил, не освежили его.

В кухне пахло подгорелым молоком.

«Мясник! Торговец! Ненавижу тебя!»

— Он спит?

— Нет… Не ел ничего…

Она смотрела на него с надеждой.

Лёгким покашливанием предупредив о своём приближении, вошёл в комнату. Игорь лежал с закрытыми глазами. Аристарху Ивановичу почудилось, что закрыл он их только что.

На высокой кровати охала и тяжко вздыхала Старуха. Стоило заболеть кому‑либо, как ей тоже делалось плохо. Тоже таблетки глотала…

Белесые редкие ресницы Игоря дрогнули — раз, другой. Он понял, что выдал себя, и тяжело приподнял веки.

— Хвораешь? — сказал Аристарх Иванович. Коснулся лба тыльной стороной ладони. Не такой уж горячий… — Голова, что ли, болит?

— Немного, — тихо выговорил Игорь.

— У вас душно тут.

Бросив взгляд на ватное одеяло — Лиза постаралась! — немного приоткрыл форточку. Старуха застонала.

— Окно открывать…

— Форточку, а не окно.

Как пагубно для десятилетнего мальчишки это совместное проживание с капризной и лживой старухой!

— Вызовем врача, — сказал Аристарх Иванович. — Тебе купить что‑нибудь?

Игорь отрицательно качнул головой.

— Есть надо. Иначе не поправишься. — И, подумав, прибавил: — Вечером приду — перетащу телевизор. Если врач разрешит.

Ему почудилось, в глазах сына вспыхнула хитрая радость. С досадой отогнал мелькнувшее подозрение.

Два выходных — суббота и воскресенье — все подчистую подобрали. Витрина пустовала — лишь консервные банки, разложенный веером шоколад да зачерствелые вафли в пачках. Но что, кроме пива и вина, требовалось в понедельник? Мужчины — мрачные, утомленные алкоголем — опохмелялись, не закусывая.

На груди у некоторых и сегодня сияли награды, но, такие праздничные вчера, сейчас, в серый будничный день, выглядели сиротливо.

Лир в чесучовом костюме, ещё не пьяный, важничал с ополовиненным стаканом за отдельным столиком, свеженький, как огурчик. Для него что ни день, то праздник.

Попова молча наполняла стаканы. Водку ещё не продавали — рано, но Карловна, едва передвигаясь на подагрических ногах, привычно бросала под столы зоркие взгляды.

Переодевшись в принесённый из дома свежий халат, Аристарх Иванович прошёл за прилавок. В холодильник заглянул. Пусто, лишь четверть головки сыра. Могли б реализовать вчера, но кто без него станет заниматься бутербродами?

— Едешь? — спросила Попова, ставя кувшин. — Марочного возьми, семь бутылок осталось.

Аристарх Иванович кивнул. Марочное в праздники всегда шло хорошо… А до сыра, видите ли, не дошли руки. Лень–матушка! Некогда бутерброды делать, пустила б так, на вес… Он умышленно распалял себя — в благодушном настроении, знал, не свершить задуманного.