Лазарь Карелин - Землетрясение. Головокружение

— Спасибо, — сказал Костя и подкинул на ладони лёгонькие ключи. Помолчал, подумал, что бы ещё сказать, но ничего не смог придумать.

— Пребывает в шоке, — пояснил его состояние Григорий. — Вам как врачу, Анна Николаевна, это должно быть понятно. Шок от радости. Необходимы встряска, горный воздух, отвлекающая беседа. Вернётся со слезами благодарности. — Григорий схватил Костю за локоть и поволок. — Наследничек, ключи не оброни!

Огорчённая, недоумевая, глядела вслед молодым людям Анна Николаевна. Она была подавлена собственным широким жестом, который, пожалуй, и для неё самой был неожиданностью, и она была огорчена и подавлена таким полным отсутствием отклика у Кости на этот её великий дар. Она смотрела вослед молодым спинам, мелькавшим уже возле гаража, и преисполнялась горечи.

— Ещё не ведомо, заслужил ли племянничек‑то! — тонким от досады голосом усомнилась Лиза. — Скажет ли ещё хоть спасибо…

Анна Николаевна вздрогнула от этих слов, она думала о том же.

Казалось, машина едет нескончаемой аллеей из могучих деревьев, едет парком, чуть ли не через лес, а не городом. Шершавые, древние стволы свободно возносились к небу, и не деревья подлаживались к домам, а, скорее, дома к деревьям. Славные люди строили этот город.

— Отцу бы здесь понравилось, — сказал Костя.

— Ты о чём? — Григорий не понял его. — Ещё бы! Один дом чего стоит. Везёт хсе людям!

Григорий хорош был за рулём. Он вёл машину одной рукой, а другую протянул навстречу ветру. Высокую ковбойскую шляпу он сдвинул на затылок. В позе его не было никакого напряжения, встречные машины его не занимали, светофоры не настораживали, пешеходы не смели пересекать путь. Глядя на него, можно было решить, что управлять машиной совсем не трудно, стоит только взяться за руль, нажать на что‑то там — и покатил, покатил, откинув голову. А не попробовать ли?.. Слишком неожидан был дар Анны Николаевны, Костя ещё не привык к мысли, что едет сейчас не на чьей‑то там машине, а на своей собственной. Он и в мечтах‑то не смел подумать о машине, особенно о такой, о «Волге». Его мечты редко–редко подбирались к мотоциклу, ещё реже к крошечному «Запорожцу» и тут и замирали. Легко мечтать о несбыточном, мечты наши тогда бескрайни, и трудно, больно мечтать о чём‑то таком, что вполне реально, что можно бы и иметь, да где там, не по деньгам реальность. Костя не мечтал о «Волге», он не был готов владеть ею, машина эта, — а в таких же он ездил сотни раз, — вдруг представилась ему сейчас и непомерно большой, и даже загадочной, будто выросла, иной стала, совершенно отличной от себе подобных. И все потому, что ему предстояло владеть этой машиной. Она была его. И он оробел. Он не радовался, он не был готов к этой радости, он оробел.

Григорий никак не мог успокоиться:

— Почти новая «Волга»! Кирпичный гараж с таким припасом, что хоть ещё одну МаШину собирай! Да только это — машина вот и гараЖ делают тебя богатым человеком. Везёт же!

Костя взмолился:

— Прошу тебя, перестань! Затвердил: везёт, везёт! Ничего этого я не чувствую. Пойми, я совсем даже не рад.

— Вот сядешь за баранку, тронешь с места — тогда и поймёшь. Это пострашнее любви, Костя. Машина — пострашнее любви. Но надо самому водить, обязательно самому. Да что! Я вожу, а машины нет. Отец к своей близко не подпускает. Мыть — извольте, водить — никогда. Разве что при нём. И тогда начинается: «Тише!

Тормози! Притормаживай!» О эти наставления стариков! Шага не сделать без ихнего «притормаживай!» А сами, а даже ещё и теперь… Исханжившееся племя!

— Что‑то я не вспомню, чтобы мой отец мешал мне жить.

— Ты хоть не ханжи, московитянин! — Рывком Григорий остановил машину. — Посмотрите направо! Наш университет! Знаменит красавицами и командой альпинистов. Выйдем, Костя, здесь где‑то обретается сейчас Александра. Глаз да глаз за ней нужен. Украсть могут.

Костя вышел из машины. Асфальт мягко подался под ногами. Здесь, на площади, перед фасадом из непременных белых колонн, не было старых деревьев, их спасительной тени, и солнце ринулось на Костю, слепя и обжигая. Он кинулся к зданию, под тень колонн, в римское это великолепие, где, жаль, мрамор заменяла штукатурка. Тут он снова обрёл зрение.

У дальней колонны, держась в её тени, стояла девушка в платье–тунике, в лёгких сандалиях с шнуровкой выше щиколотки. Светлые, длинные волосы были подняты и собраны в пучок, причёска эта была совсем такой, как у римлянок на барельефах. И вправду, римлянка стояла у этой колонны, да и колонна не такая уж была аляповатая, а тень от неё, в которой стояла девушка, была торжественна и прекрасна. И вдали были горы, в синеве стыли горы. Костя загляделся на девушку в тунике, и когда она вдруг замахала рукой и произнесла его имя, он сперва не поверил, что она обращается к нему.

— Да Костя же!

Римлянка в тунике — это была Ксана.

Он подошёл к ней, стараясь не ступать на тень от колонны, оберегая тень. Хорошо бы побыть сейчас вдвоём с Ксаной, ни о чём не говоря, лишь запоминая все. Эти горы вдали, в покойной синеве неба, эту колонну, хоть и нынешнюю, но с древней мраморной тенью, и Ксану, нет, Александру, — сейчас она показалась ему Александрой. Пожить бы во всём этом, хоть на миг ощутив себя в прошлом, веря, уверовав, что ты там. Зачем вдруг? Не объяснить. Захотелось.

— Здравствуйте, Александра, — сказал Костя.

Она подняла руку, повернув её ладонью к нему. Тоненькие кольца браслетов, звеня, упали на тонкий локоть. Так, наверное, и здоровались юные римлянки в те из синевы и мрамора времена.

— Что с вами? К чему вы прислушиваетесь?

Костя не успел ответить, к ним спешил Григорий.

— Вот вы где! А мы, сестрица, за тобой. Умчим тебя в горы. Пошли, машина подана. И знаешь чья? Вот этого кабальеро. — Григорий,. сдёрнув шляпу, раскланялся перед Костей, —Анна Николаевна при мне вручила ему ключи. Владей, мол. Кого ты ждёшь? Едем!

— Поздравляю, Костя. Рады? — Ксана рассматривала его. — Шутка ли, собственная «Волга». А водить вы умеете?

— Нет.

— Ничего, научим, — сказал Григорий. — У нас не Москва, движение не большое. Через неделю будет с правами. Поехали, поехали! — Отчего‑то очень торопился Григорий, даже подхватил сестру под руку. Не терпелось попасть в горы?

Ксана уступила, пошла за ним, но шла неохотно и всё время кого‑то искала, оглядывалась. Вдруг остановилась, высвободив руку из цепких пальцев брата. Костя глянул туда же, куда и она.

Мимо скамеечек сквера, мимо клумб с цветами, не страшась солнца, которое неистовствовало в этом сквере, где ещё не успели разрастись деревья, шёл, приближаясь к университетским колоннам, высокий черноголовый парень в белой рубахе. Даже издали видна была его улыбка. Он улыбался не кому‑нибудь, а просто так, без всякой видимой причины. И вдруг его заносило в сторону от прямого пути. Что‑то его заинтересовывало в той стороне, а потом в другой стороне. Он шёл очень вольно, и вольно выбрасывались вперёд его длинные ноги, вольно взмахивали длинные руки, и сумасшедшее, испепеляющее солнце было ему нипочём.