Вилис Лацис - Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы

— Прежде всего, чтобы разрешали выбирать место жительства по собственному желанию! — крикнул кто-то.

Исполняющий обязанности секретаря Роде записал в протокол предложение.

— Пусть дают работу по специальности без всяких ограничений! — крикнул другой.

— За один и тот же труд — одно и то же вознаграждение, наравне с англичанами и прочими, — высказал свою мечту третий.

— Достаточное пособие на обзаведение хозяйством.

И все остальные высказывания были в том же духе.

Через полчаса собрание закрылось, но «единоплеменники» еще долго не расходились. Спорили, убеждали, нападали друг на друга; одни говорили, что чудес ждать нечего, надо ехать домой, другие стыдили их и даже пускали в ход угрозы. Зандарт больше слушал и лишь изредка вставлял слово в пользу тех, кто хотел оставаться в эмиграции. Что ему еще делать — пути назад, в Латвию, для него были закрыты, и он завидовал тем, кто не потерял еще возможности вернуться. Он завидовал, но не признавался в этом.

Доклад Гайлита не убедил даже Зандарта.

Документы и деньги на поездку Мелнудрис получил в Стокгольме. Ради такого важного случая он подрезал в парикмахерской свои длинные седые кудри и подстриг усы, но все равно продолжал походить на старого льва. Когда он шел по улицам в буровато-коричневом осеннем пальто и черной фетровой шляпе, все прохожие оглядывались, принимая его за знаменитого ученого или дипломата старого поколения.

Поезд довез его до Зунда, там громадный паром переправил весь состав через морской пролив, и великий дипломат, как ему и полагалось по его высокому рангу, продолжал дальнейшее путешествие почти без задержек.

На другой день Мелнудрису пришлось часов восемь просидеть в одном из городков Западной Германии, который после соединения английской и американской зон оккупации вошел в состав Бизонии. Здесь ему надо было пересесть на другой поезд и далее ехать через Рур, Голландию и Бельгию до самого Кале.

Мелнудрис с интересом наблюдал английских солдат; они с самым непринужденным видом прогуливались по перрону, дымя трубками и сигарами. Англичане сверху вниз смотрели на местных жителей, а те услужливо уступали дорогу каждому англичанину. Почему-то очень много здесь было представителей Армии спасения [8] Армия спасения — реакционная религиозная организация, основанная в 1865 году лондонским священником Бутсом и копирующая своей структурой армию, с подразделением своих членов на «солдат», «офицеров», «генералов» и т. д. Поддерживаемая финансовым капиталом, Армия спасения ведет в США, Англии и других капиталистических странах клеветническую реакционную, антисоветскую и антикоммунистическую, пропаганду. . На станции у них была своя приемная с буфетом и душеспасительными плакатами на стенах. «Шпионят, прохвосты, — благодушно подумал Мелнудрис, с любопытством наблюдая очкастых старых дев в форменных шляпах с надписями. — Пусть они не рассказывают, что занимаются обращением заблудших душ… Вероятно, так надо».

Железнодорожник-немец, воспользовавшись моментом, когда вблизи никого не было, знаками попросил у Мелнудриса сигарету. Старый лев отвернулся, притворившись, что не понял смысла этой жестикуляции: он никогда не увлекался филантропией, а теперь и подавно. Что касается получаемого в Швеции пособия, Мелнудрис рассматривал его как долгосрочный аванс под будущие великие произведения Впрочем, он и сейчас работает немало, — взять хотя бы эту поездку за границу по государственным делам.

— Одну затяжечку, господин…

Неизвестно, чем кончился бы этот своеобразный поединок между железнодорожником и задетым в своих экстерриториальных чувствах дипломатом, если бы на горизонте в эту минуту не появился персонаж, ради которого Мелнудрис собственно и сделал остановку в этом городке.

Со смиренной улыбкой на лице, в осеннем не первой свежести пальто на плечах к Мелнудрису медленно приближался Альфред Никур, еще издали протягивая руку. Лицо у него немного одрябло, под глазами висели заметные мешочки, усики начали седеть. Мало что осталось от прежнего «превосходительства», разве что глаза, узкие, бегающие по сторонам, старающиеся все схватить, все удержать, — глазки шпиона.

— Здравствуйте, великий писатель! — воскликнул он, с жаром встряхивая руку Мелнудриса. — Ну, не права ли старая поговорка: гора с горой не сходятся, а человек… Как ехалось? Как здоровье? Вижу, что нисколечко не постарели…

— Держимся, господин Никур, держимся, — ответил Мелнудрис, слегка сгибая, по старой привычке, спину, как будто перед ним стоял сам сиятельный министр, а не эмигрант Никур. — А вы как? Почки не капризничают?

— Понемногу. А как поживает госпожа Мелнудрис? По-прежнему полна бодрости, все такая же верная подруга в дни жизненных невзгод?

Внимание Никура льстило старому придворному поэту. Он тоже хотел было осведомиться о самочувствии супруги бывшего министра, но, к счастью, вспомнил, что тот уже во второй раз бросил свою «кошечку», и быстро забормотал что-то о величайшем удовольствии, которое доставит жене внимание Никура. И почти без перехода, деловым тоном спросил:

— Вы, наверное, спешите? По-прежнему ни минуты досуга, по-прежнему множество обязанностей?

— Мм-да, — промычал Никур. — Работы у меня всегда было достаточно… Скажите, это весь ваш багаж? — Он показал на большой чемодан в сером чехле.

— Да, это все. Теперь не станешь так нагружаться, как в молодые годы.

— Зайдемте в буфет. Нам надо обсудить кое-какие актуальные вопросы. Разрешите, я помоложе… — Никур вознамерился взять чемодан. Мелнудриса испугала такая любезность, и он вцепился в свое имущество.

— Я сам… извините… как это можно…

Они любезно поспорили, затем Никур отстал, позволив Мелнудрису самому нести чемодан. Да и не привык еще бывший министр играть роль носильщика.

В буфете они сели за свободный столик и заказали по чашке кофе. За остальными столиками дремали англичане-военные, вытянув ноги во всю длину, так что каждый входящий в буфет вынужден был переступать через них. Возле стойки сержант угощал накрашенную женщину, по-видимому проститутку. Около шкафа, заставленного бутылками, висела фотография английского короля с, семьей. Все четверо: король, королева и обе принцессы, улыбались.

— Итак, вы едете в Лондон… — сказал Никур. — Это очень важно, потому что Лондон и есть то место, где можно добиться ясности, определенности…

— Откровенно говоря, поехать надо было кому-нибудь другому, — сказал Мелнудрис. — Например, вам.

— Как сказать, — ответил Никур, осторожно косясь на собеседника: серьезно он говорит или только притворяется? Взгляд Мелнудриса успокоил его — по-видимому, тот ничего еще не знал о значительных переменах в положении Никура. Дело в том, что бывшее превосходительство с некоторых пор официально не занимал ни одной общественной должности. Год тому назад на большом совещании перемещенных латышей ему пришлось выйти из совета, так как по указаниям англо-американских учреждений руководящие круги эмиграции должны были выдвигать новых людей, которые не были скомпрометированы в годы гитлеровской оккупации и ранее, в годы диктатуры Ульманиса. Старые звезды не могли вести за собой смятенные массы эмигрантов. А Никур был один из самых скомпрометированных лиц. Официально его освободили от всех общественных должностей, а неофициально, за кулисами, он продолжал играть одну из главных ролей. Понятно, что его нельзя было послать в Лондон. Для этой миссии требовался человек, которого можно было еще упоминать в газетных отчетах.