Вилис Лацис - Собрание сочинений. Т. 3. Буря

Часы пробили три. Мара загнула страницу и хотела лечь спать, но старый великан Станиславский рассказывал так чудесно, что не было никакой возможности оставить главу недочитанной. Она взбила скомкавшуюся подушку, удобнее откинулась на нее и продолжала чтение.

В это время на лестнице послышался шорох, как будто кто-то отыскивал в темноте кнопку звонка.

Мара накинула на плечи халат и вышла в переднюю. Чуть слышно задребезжал звонок.

— Кто там?

— Открой, пожалуйста. Это я, Феликс.

— Что вам угодно? — голос Мары звучал твердо и холодно.

— Я только на минуточку, — тихо ответил Вилде через дверь. — Я должен сообщить тебе нечто чрезвычайно важное. Будь добра, впусти, раскаиваться тебе не придется.

Молчание. Наконец, Мара ответила:

— Подождите немного. Я приведу себя в порядок.

Она надела платье, кое-как сколола волосы и вышла отворить дверь.

Она едва узнала Вилде. Поношенный полушубок и круглая шапка-ушанка совершенно изменили его наружность.

— Не удивляйся, — попытался улыбнуться Вилде. — Разное случается в жизни. Позволь мне освободиться от этих непривычных атрибутов.

— Пожалуйста, — сдержанно ответила Мара, словно не замечая протянутой для пожатия руки. — Но я не желаю, чтобы вы называли меня на «ты». Между чужими это не принято.

Вилде дернул плечом.

— Как вам угодно, но от этого ничто не изменится.

— Что вам от меня надо? — спросила Мара.

— Надеюсь, вы не заставите меня говорить в передней? — обводя глазами стены, сказал Вилде. — Или вам неудобно принять меня в комнатах? Мужчина, да?

Он цинично усмехнулся.

— Вас это не касается, — ответила Мара. — Я перед вами не отвечаю. Но если вам так удобнее — пожалуйста.

Она отворила дверь в гостиную, которая служила ей кабинетом и столовой. Проходя мимо зеркала, Вилде взглянул в него и пригладил волосы. Сняв полушубок и ушанку, он стал прежним элегантным господином, каким его знала Мара. Те же холеные Ногти, те же тщательно подстриженные усики, искусно завязанный узел галстука… Ох, как она знала, что скрывается под этой оболочкой!

— Что вам угодно? — спросила она в третий раз, когда Вилде сел. Сама она продолжала стоять.

— Что мне нужно? — Вилде несколько секунд не отвечал, будто задумавшись. — Ничего особенного и в то же время очень многое, Мара… Я хочу тебе… я хочу вам доставить великолепный шанс, хочу выдать вексель на будущность.

— Говорите яснее, я вас не понимаю.

— Ах, все еще не понимаете? Ну, хорошо, по-деловому так по-деловому. Разрешите закурить?

— Курите.

Вилде закурил, несколько раз подряд глубоко затянулся ароматным дымом (у него все еще водились контрабандные сигареты) и заговорил тихо, каким-то вороватым тоном:

— За какие-нибудь несколько месяцев советской власти вы уже успели основательно скомпрометировать себя. По-моему, это не особенно дальновидно с вашей стороны.

— Ваше мнение меня нисколько не интересует.

— Сегодня — нет. Но через некоторое время может заинтересовать. Неужели вы думаете, что большевики удержатся в Латвии? Что здесь все так и останется на веки вечные? Я придерживаюсь других взглядов.

— Дальше? — насмешливо спросила Мара.

— Как бы тогда вам не пришлось раскаяться в своем увлечении большевиками. Мы все видим. Мы знаем, как кто ведет себя сегодня, наматываем себе на ус. Когда времена изменятся, — а я уверен, что они непременно изменятся, — то каждому придется дать отчет в своем поведении при большевиках.

Пока Вилде говорил, Мара все время стояла возле двери в переднюю и, даже отвечая, не переставала обдумывать одну мысль, появившуюся у нее несколько минут назад. В тот момент, когда Вилде обернулся к соседнему столику в поисках пепельницы, она одним быстрым движением заперла дверь, а ключ опустила в карман.

— Ну, и что же дальше? — повторила она свой вопрос.

— Тогда вам будет плохо. Вы слишком скомпрометированы. В лучшем случае вам придется уйти из театра и стать судомойкой в какой-нибудь столовке. В худшем случае тюрьма раскроет перед вам свои гостеприимные ворота.

— Чего вам все-таки от меня надо?

— Я хочу вам помочь. Пусть мы сейчас чужие, все-таки нельзя выкинуть из сердца воспоминаний о прожитых вместе счастливых годах.

— Не напоминайте, пожалуйста, мне о них, — поморщившись, сказала Мара. — Для меня это самые постыдные воспоминания.

Вилде сделал вид, что не слышит ее слов, и продолжал уже спокойнее:

— Я не хочу, чтобы с вами тогда случилось что-нибудь плохое. Я могу вам помочь. Я уже сегодня хочу дать вам возможность обеспечить свое будущее, заранее заслужить в наших глазах право на прощение. Что, не хотите? — Вилде наблюдал за ней. — Предрассудки мешают? Не стоит терзаться, товарищ Мара Павулан. После глубоко об этом пожалеете.

— Мне от вас ничего не надо, — сказала Мара. — Но я желаю знать, чего вам надо от меня. Признайтесь, вас сюда загнала печальная необходимость?

— В известной мере. Но это не означает, что у меня не было другого выхода. Мне могли помочь многие другие люди. Но я желал предоставить вам чудесную возможность реабилитироваться. Поэтому и пришел прямо к вам.

Мара медленно, не глядя на Вилде, пошла к двери в спальню.

— Уже половина четвертого. У меня вовсе нет желания болтать с вами до утра. Говорите скорее, что вам надо. Я хочу спать.

— Хорошо, я вас не буду долго беспокоить. За мной следят. Меня хотят арестовать. Мне хитростью удалось вырваться из их когтей. Тебе придется спрятать меня в своей квартире… по меньшей мере на несколько дней, пока я не выберусь из Риги.

— Что вы сделали? — живо обернулась к нему Мара.

— Я не успел сделать, но намерения у меня кое-какие были. Они узнали об этом. Сейчас мне грозит тюрьма. Да будет тебе известно, что я не простой солдат, а одно из главных лиц тайной организации. Ты получишь благодарность от ее руководителей. Никому не придет в голову проверять твою квартиру. Риска никакого.

Мара хотела ответить, но, ясно понимая, что сейчас Вилде способен на все, — физически он во всяком случае сильнее, — быстро проскользнула в спальню и заперлась на ключ. И тогда уже сказала:

— Вы пришли не по адресу, господин Вилде. Я не желаю вам помогать.

— Ах, ты не желаешь? — прорычал он за дверью. — Может быть, ты желаешь, чтобы я задушил тебя своими руками?

— Попробуйте.

Он попытался открыть дверь. Она не поддавалась. Тогда он подбежал к другой двери, толкал ее, дергал, тряс за ручку.

— Открой, Мара, — шипел он. — Выпусти меня. Мои друзья знают, где я нахожусь. Если со мной что-нибудь случится, они тебе отомстят. Слышишь? Тебя застрелят в первый же вечер, когда ты будешь возвращаться из театра.

Мара прислонилась к стене. «Теперь ты должна показать, кто ты… настоящий друг или нет? Только ли на словах ты с ними, или же всей душой? Жубуру, Силениеку… им никому не нужны твои слова. Остановиться на полдороге? Господи, до чего это трудно…»