Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна

— Что это у тебя? — спросил подошедший с Чуйковым Андрей.

— На пороге садануло, когда я возвращался с Учурской экспедиции в горах Бонах на реке Альгаме. Разбился плотик, и так водой меня шарахнуло, как из пушки. Наглотался вволю. Выловили ниже порога красивого: кожа и рубаха лохмотьями висели, и вето чушку себе расквасил. Носом-то уж об другой камень хлобыстнуло.

— А со мной такой был случай…. — перебил колоритную речь Моряка другой разведчик, скрытый белыми клубами дыма, отгонявшими полчища комаров.

— Теперь начнут вспоминать! — сказал Чулков Андрею, тоже примащиваясь к костру: идти в барак засветло не хотелось. — В Бонах я сам бывал, когда ходил с поисковой партией. Богатейшие места — что пушнины, что руды! Да приступу нет. Мраморные скалы — глаз не оторвешь. Козы — за каждым камнем. Горные бараны пуда по четыре весом, одни рожищи фунтов на пятнадцать… Такая туша тяжелая, а ведь на полном скаку замрет над обрывом. Только бы самую малость зацепиться копытцами. Постоит, прицелится, да как махнет вниз, на ту сторону ущелья. И пошел сигать со скалы на скалу. Остановится, оглянется — и опять летит! Завидно даже. Ну куда я против него: чуть оступись, и готов…

— На скалах, правда, завидно, — сказал Андрей, улыбаясь, — особенно когда повиснешь между небом и землей.

— Так-эдак! — нескладно, но горячо подхватил Чулков и, в свою очередь, подогретый воспоминаниями, засучил рукав, показывая сбитый когда-то локоть. — Повисишь, да и сорвешься… Вот, сажен десять проехал на локтях и коленках, да с вывихнутой ногой…

Андрей сам мог рассказать немало, но он был задумчив и молча присматривался к своим людям. Каждого из них отметила дикая природа, с которой они сталкивались в течение долгих лет. Давний спор между ними и ею продолжался, не ослабевая, а ожесточаясь с годами. Пустынная земля как будто сознательно выживала пришельцев, пугала их зверями, засыпала им путь двухметровыми сугробами, превращавшимися по весне в жидкую кашу, изматывала бездорожьем, а они все переносили: тонули и выплывали, плутали среди гор, вязли в болотах, голодали, но, едва отдохнув, принимались за то же. И они еще любили ее — эту суровую землю!

Рассеянно слушая чей-то рассказ об открытии золота на Алдане, когда старательская вольница совершала сорокадневные голодные и холодные переходы по тайге, Подосенов припоминал события прошедшего дня.

Его вызвал со Светлого Чулков, обрадованный рудной жилкой, вскрытой в одной из канав. Жилка вправду оказалась интересной. И хотя Долгая гора уже не раз обманывала ожидания Чулкова и Андрея, открытие обнадежило их. Чтобы дополнительно разведать жилу на глубине, на канаве, как и прежде в таких случаях, заложили шурф.

— В третий раз будем пробивать, — со вздохом обратился Андрей к Чулкову, прерывая его новый рассказ, тоже из алданской эпопеи.

— В этот раз не ошибемся, — ответил Чулков, сразу проникаясь тревогой главного геолога.

— Послезавтра картина станет ясной, — сказал Андрей, представляя себе сеть земляных работ на горе.

— Не раньше, Андрей Никитич, а может, и затянется дело: скала ведь сплошная — подрывать придется.

— Дольше ждали…

— У меня предложеньице есть, — тихо заговорил Чулков, придвигаясь поближе, — я не хотел все сразу… Объявился здесь один из бывалых старателей-золотничков, говорит, что амбарчик знает. Верст за тридцать.

— Километров, товарищ Чулков! — весело поправил Андрей. — Когда я вас отучу от старинки? Значит, амбарчик открыт!.. И надежный человек?

— Кремень!

— Ну-ка, давай его сюда.

«Кремень» оказался мужчиной лет сорока восьми, с шершавой бородкой, с русыми патлами, торчавшими из-под войлочной шляпы. Сбористые шаровары его, спадавшие пузырями на коричневые краги, были сшиты не из темного трико или молескина, именуемого таежниками то ли за крепость, то ли за черный лоск чертовой кожей, а из светлой бумазеи с мелкими букетами синих и красных цветов. Поверх распоясанной рубахи накинута старая, чудом державшаяся на одном плече вытертая до плешин меховая дошка.

Он был крепко навеселе, но глубоко посаженные глазки его горели бойко и ярко, как у медвежонка.

— Права на вольную разведку имеет, — шепнул Чулков Андрею и ободряюще кивнул своему гостю.

Но тот совсем не нуждался в ободрении: даже в таком шутовском наряде он сумел внушить разведчикам если не уважение к себе, то сочувствие и живой интерес.

— Закурил!.. Четвертый день уже, — заговорил он, подходя к Андрею. — Вылетел из тайги бос и наг. Вот оперился по мере возможности. — Он оглянул себя не без удовольствия, и в то же время озорные искорки блеснули в его глазах. — Позвольте представиться — мещанин Мышкин, как теперь принято выражаться, из прочих, вроде бы вольный кустарь-одиночка. Отец мой был препровожден в сибирские края царским этапом за фальшивые деньги. А я, став на возрасте, решил посвятить себя благородному металлу. Дело трудное, но завлекательное и до святости чистое. — Он исподлобья взглянул на Андрея и неожиданно серьезно сказал: — Вы не обращайте своего внимания, что я много треплюсь, — намолчался. Три месяца в тайге в молчанку играл.

— Вы не из нашего района отправились? — спросил Андрей.

— Нет, я оторвался в пути от поисковой партии, но туда, — подчеркнул он последнее слово, — направлялся специально. Я раньше в Верхне-Амурской компании служил разведчиком, и мы в эти места тоже заглядывали. Решил кое-что проверить.

— Ну и как?

— Все в порядке. Посмотреть и вам не мешало бы, товарищ инженер…

— Андрей Никитич, — подсказал Чулков.

— Я помню, что Андрей Никитич. Богатства особого не обещаю, но не прогадаете. Тем паче не дальше сорока километров. И старая ороченская тропа есть.

— Пойдем — пятьдесят окажется, — пошутил Андрей.

— А кто их тут мерял! Якуты за двести верст в гости чай пить ездят.

«Надо побывать, — решил Андрей. — Возьму шурфовщика да промывальщика, продуктов, чтобы в случае надобности оставить им на неделю. Когда вернусь, Чулков уже проведет дополнительную разведку на жиле…»

Мысль о том, что они приближаются к значительным открытиям на Долгой горе, все время волновала Андрея.

— Поезжайте, а мы за это время выясним, — сказал ему Чулков после ужина. — Зачем вам здесь томиться: проведем сами, как полагается. Может, и вправду амбарчик-то у Мышкина богатенький. Двух рабочих смогу вам дать. Эх, жалко, Егорыч болеет, вот бы его туда!.. Грамотой не силен, но для самостоятельного задания по россыпной разведке лучше не сыскать. Честный, работяга, лоток у него в руках так и играет. Убежденный разведчик. — Чулков обдал Андрея крепким махорочным дымком — прикуривал от его папиросы, — потом сказал с недоумением: — Такой здоровяк был — и свалился. Неужто и вправду от водки с горчицей? Перцу я ему не особенно много сыпанул: только что зацепил на ноже. Врачи — они любят добрых людей в сомнение вводить. На вот, мол, тебе, терзайся. А там, где самим слабо, помалкивают. Почему бы, к примеру, не сказать человеку: дескать, жить тебе осталось крайний срок — неделя?