Влас Иванов-Паймен - Мост

Белянкин прищурился, потряс пальцем перед носом хозяина:

— Ох, не балуй, Павел Иванович! Не делай из меня дурачка. Ишь вспомнил: «Чуваш-йываш». Не бунтуем. А волжские бунтари в девятьсот пятом? Тогда у чувашей вождь отыскался: Николаев-Хури. Это вроде как у тебя получается: Мурзабай ты, а еще, кажется, и Николаев тож! Я, братец мой, историю чувашей знаю не хуже, чем ты. Еще есть один Николаев-чуваш — важная птица. Он от русской секции вошел во Второй Интернационал, в международную организацию социал-демократов. У нас, у социалистов-революционеров, тоже есть вожди — революционеры, защитники крестьянских интересов. Но нам самим надо сплотиться, не только признавать Временное правительство, но и стать его опорой.

Плаги и Кулинэ сидели в задней половине дома и шепотом переговаривались. Угахви при появлении Тражука вышла из дома, сильно хлопнув дверью. Плаги, сразу осмелев, подтолкнула Кулинэ.

— Послушай, о чем они. Может, о мире говорят?

Кулинэ припала к двери ухом.

— Все время только один русский балакает, — прошептала она, обернувшись к Плаги. — Ничего я не понимаю. Тражук, ты попробуй.

Тражук несмело занял место Кулинэ.

Белянкин и впрямь заливается соловьем. Тражук внимательно слушал, боясь пропустить хоть слово.

— С социал-демократами мы можем объединиться, — вещал Белянкин. — С меньшевиками. Но есть еще левое крыло — большевики. Они очень опасны и для революции и для Временного правительства. Особенно теперь, когда в Россию приехал вождь большевиков Ульянов-Ленин…

Женщины дергают Тражука, окажи, мол, о чем речь-то. Он будто прикипел к двери.

— Большевики армию нашу разлагают, в городах мутят народ, вот-вот проникнут в деревню…

— Да, дела-а! — подал голос Мурзабай, — Такие страсти, Фаддей Панфилыч, голова пошла кругом! Видно, ничего мне не понять. Давай-ка опрокинем еще по маленькой за Временное правительство. Да закусывай ты, а то захмелеешь! Нет, видно, все это не моего ума дело.

— Вот что, Павел Иванович, — взял тоном выше Белянкин. — Не твоего, так нашего ума это дело! Знай — одними тостами за Временное правительство не обойдешься, крепкого порядка, о котором ты мечтаешь, не создашь. Изволь-ка сам поработать! Царю был слугой, послужи теперь народу. Наш комитет решил снова поставить тебя волостным старшиной. Не напрасно же я сделал двадцать верст крюку по ключевскому мосту через Каменку.

«Все-таки довязал лыко, — про себя усмехнулся Мурзабай. — А концы все же не найдешь. Сейчас я тебе такую колодку подсуну, что забудешь, зачем приехал. Комитет, видишь, решил. Сам решу, как пожелаю», — и, взявшись за почти опустевшую бутыль, крикнул: — Принеси нам еще выпить, там самогон в кухонном шкафу. И Тражуку скажи, пусть войдет, — добавил по-чувашски, несколько удивившись, увидев вместо жены Плаги.

— Дочь или сноха? — поинтересовался Белянкин, провожая взглядом молодую женщину.

— Жена Симуна — племянника.

— Ядреная! Кровь с молоком! Уж не она ли тебя присушила, — глаз не кажешь в Кузьминовку. Жена племянника — это ведь не сноха!

— А ты, друг, не зарься на чужое добро. И не завирайся. У вас, у русских, может, и по-другому, а у нас, у чувашей, все едино — сноха. У нас, у чувашей, даже слова снохач нет, а уж греха такого и не водится.

— Черт с вами и с вашими законами. Ты мне ответь: согласен, что ли, старшиной быть?

На пороге вырою Тражук в лаптях, в заношенной холщовой рубахе. Он поклонился и, обращаясь к Белянкину, громко сказал:

— Здравствуйте, Фаддей Панфилович!

Белянкин вытаращил было глаза, но, быстро скрыв замешательство, откликнулся, не скрывая издевки:

— Здравствуйте, коли не шутите, молодой человек. С кем имею честь?

Мурзабай обнял Тражука за плечи, подвел к столу, усадил и только тогда заговорил:

— Не гляди, что мы в лаптях. Это чуваш, студент Трофим Петров, — и спросил, обращаясь к Тражуку: — Ты разве знаешь нашего русского гостя?

— Знаю Фаддея Панфиловича Белянкина. Он — землемер в нашей волости.

Хозяин исподтишка бросил на гостя торжествующий взгляд. Тот растроганно хлопнул по плечу «студента».

— Молодец, Трофим Петров! Вот так лапотник! Чем же он занимается у тебя, этот студент?

— Не важно, что он делает сейчас, — ударил себя в грудь Мурзабай. — Он будет наших детей учить. Это для общества. А для меня… Э-э, шельмец! — обратился он вдруг к Тражуку, — Ты трезвым наши пьяные речи слушаешь! На-ка вот, опрокинь стаканчик!

Тражук никогда в рот не брал хмельного. Он неуверенно взялся было за стакан и поставил обратно.

— Пей! — крикнул Мурзабай. — Не то — вылью за пазуху.

Тражук зажмурился, качнул головой и, не переводя дыхания, проглотил самогон. Хозяин и гость одобрительно захихикали.

Пусть веселятся. Теперь Тражуку ничего не страшно. Готов и сам хохотать. И он трезв как стеклышко. Только стол качнулся. Сейчас все упадет на пол. Тражук вскрикнул и, чтобы удержать равновесие, схватил бутылку. Мурзабай, смеясь, сунул ему в рот огурец:

— Это пройдет, в голову ударило.

Стол утвердился на ножках, зато у Тражука выросли крылья. Вот он взмахнет и полетит на Лысую гору… Внимание! О чем это говорят эти, как их… эсеры.

— А кем же он тебе приходится, Пал Ванч? — заплетающимся языком спросил Белянкин.

— Кем? кем? — всегда скрытный Мурзабай потерял над собой контроль. — Кем может стать парень отцу двух дочек? Будет зятем! Зятьком будет приходиться он мне, этот студент… Народный учитель.

Вроде бы смекнул Тражук, что хозяин заговаривается спьяна, но от счастья у бедняка дыханье захватило.

— Кого же ты сулишь в жены будущему учителю? — спросил Белянкин. — Гимназистку?

— Типун тебе на язык! Какой чуваш выдает замуж младшую прежде старшей.

До подвыпившего Тражука не дошли последние слова Мурзабая…

…Как только Тражука позвали в горницу, Кулипэ приложила ухо к двери. Сначала лицо ее оставалось спокойным, потом девушка счастливо улыбнулась.

Удивленная улыбкой на лнце всегда мрачной Кулинэ, Плати зашептала:

— В чем дело, Кулинэ. О чем они говорят? Чему ты радуешься?

Кулинэ спрятала лицо в ладонях и бросилась вон.

Теперь за столом все были одинаково пьяны.

— Ты, студент, откуда меня знаешь? — вопрошал потерявший все благообразие Белянкин. — Кто тебе сказал, что я межевой?

— Знаю. И кто устроил митинг на табуретке перед молебном, — знаю. И знаю, что семинарист тогда надул всех, спрятал земского начальника.

— Да что ты мелешь, лапотник несчастный?

— Я все знаю, — продолжал захмелевший Тражук. — Монархистка Екатерина Степановна спрятала царские портреты… А ты самый главный социал-революционер.

Белянкин, раскачиваясь от смеха, держался за живот.

Мурзабай, хитро поглядывая на гостя, выпытывал: