Влас Иванов-Паймен - Мост

Каратель возблагодарив бога, что не свалился в обрыв вместе с лошадью, поскакал обратно — в Вязовку.

Спирька угодил в кусты и лежал там недвижимо до тех пор, пока не услышал, что всадник восвояси повернул к селу. Но и поднатужившись, Спирька оторваться от земли не мог, — когда прыгнул, повредил ногу. Вновь попытался подняться и чуть не взвыл волком.

Помог счастливый случай — недалеко, за оврагом, на голе, работали трое: Вись-Ягур, Палли и Поликарп. Они давпо наблюдали за Спирькой, но вмешаться вовремя не могли, чтобы не выдать себя.

Вись-Ягур и Палли, спустившись под обрыв, перенесли Спирьку в другое, более падежное место — за ним могли вернуться каратели. В село Мокшу разыскивать след нужного человека пришлось послать Хведюка. Ягуру не хотелось отпускать Хведюка в столь опасный путь, но он побоялся возражать комиссару: мог поставить вопрос о неподчинении Вись-Ягура на ревкоме. Великан остался до наступления ночи охранять Спирьку. В сумке с харчами у пего хранились и наган, и гранаты. Ночью неудачливого разведчика доставили в табор.

Часть леса, где скрывались партизаны, они сами назвали табором. Ни заядлые грибники, ни опытные охотники не обнаружили бы приюта смельчаков, если бы даже искали.

К табору партизаны пробирались никому не известными тропами. Дорога была отмечена секретными знаками. Чтобы не проторить тропы, партизаны никогда не ходили гуськом, не ступали второй раз по одному следу. Возле табора и на заранее установленных местах были расставлены патрули. При опасности патрульный обязан был сигнализировать. Сразу рядом с табором начинался глубокий ров. Коли потребуется, по густо заросшему лесом рву можно перебраться подальше. Угол здесь укромный, однако партизаны не навечно здесь обосновались, и зимовать тоже не намеревались. До наступления осенних холодов решено было подаваться на соединение с Красной Армией.

И все-таки кое-где партизаны рыли и оборудовали землянки. В одной из них сидели захваченные в Чулзирме каратели. Жестоко расправляться с ними партизаны по намеревались: в городе в штаб карателей была подброшена записка: «У нас в руках заложники. Если каратели вернутся в Чулзирму или нагрянут на какое-нибудь еще селение, заложники немедленно будут расстреляны».

Уж, видимо, так: пока партизаны не включились в активную борьбу, штаб отряда еще не становится настоящим штабом. Осокин ведет работу по линии ревкома. Дело организации отряда целиком легло на плечи Федотова.

Отправив разведчика в Мокшу, Осокин долго ходил взад-вперед по лесной поляне. Забот у Осокина достаточно. Вести неутешительные. В Мокшу вот-вот могут нагрянуть каратели. Нацелились они и на Чулзирму и Самлей.

Раннее утро. Федотов еще спит. Осокин подошел к его шалашу, тихо ступая, чтобы не потревожить Леонида, остановился у дыры, заменяющей дверь, и снова задумался.

Удивительный человек Леонид Федотов! Очень красив лицом, но еще краше душой. Такой человек привлекает к себе людей. Молодой, выглядит еще моложе — строен, ловок. Казалось бы, что особенного в его облике: русоволосый чувашский парень. Даже брови светлые. Сейчас, когда Леонид спит, — кажется обычным. Но как только он проснется и своими улыбчивыми губами что-нибудь скажет, — собеседник невольно радуется — словно лучи утреннего солнца обласкали. Если такой человек с тобой заодно — это уже радость! Друга порой любишь как невесту. Удивительно! Леонид и Михаил — земляки, но раньше не сталкивались. Познакомил их Кояш-Тимкки!

А Воробьев, а Захар Тайманов! Молодцы оба.

Тут же Осокин вспомнил мичмана Павлова — он во время боев с Дутовым командовал фронтом. Намного моложе Осокина, а у Ленина несколько раз бывал. Павлову Совпарком всегда поручал ответственные задания. После разгрома дутовской армии Павлова вновь вызвали в Петроград. Осокин и не думал, что Павлов — чуваш, об этом он вчера совсем случайно узнал от Леонида…

Вот проснется Леонид, надо будет его подробнее расспросить о Павлове.

Леонид, словно угадав мысли товарища, открыл глаза.

— Коли проснулся, вставай, Леонид Петрович, — сказал Осокин. — Поговорить с тобой захотелось!

Семен Мурзабаев, привыкший рано подниматься, подсол к товарищам, расположившимся на траве у буерака. Неподалеку журчал родник, солнце заглядывало сквозь густую листву…

Осокип расспрашивал Федотова о Павлове. Симун, тоже воевавший на Оренбургском фронте, удивился, когда узнал, что их молодой командующий был чувашским парнем. Очень уж лицом непохож.

— Чуваш-то он вроде меня, — улыбнулся Федотов. — Говорить по-чувашски не умеет. Его отец — чуваш, мать — русская. Женился отец Павлова где-то на Тамбовщине и на постоянное жительство переехал в Питер, стал рабочим. Таким образом, сам Сергей Дмитриевич родился и вырос в Питере. Я с ним встретился в Москве, в школе прапорщиков. Тогда еще и я, и он мало в чем разбирались и все же внимательно прислушивались к словам большевиков.

— Постой, Леонид Петрович, не путаешь ли ты? — перебил его Осокин. — Ты, наверно, о каком-то другом Павлове говоришь. Ты говоришь, что он учился в школе прапорщиков, а наш Павлов — не пехота, как ты, а мичман. Весь чин его и звание заключены в двух словах: мичман Павлов! Так же славно звучит, как, скажем: «Адмирал Макаров!» Из Питера привел он матросов, матросов революции! А прапорщик — что это?! И ты прапорщик, и я мог стать прапорщиком. И Симун вон едва не стал им. Так, что ли, Семен Тимофеевич?

— Как высказался Назар: прапорщик — ни солдат, ни офицер, — подхватил Семен. — Не обижайся, товарищ командир, за непочтение к чину. Мне дядя рассказал, как в прошлом году вы с Назаром схлестнулись.

— Вы не смейтесь над прапорщиками! — весело запротестовал Федотов. — А знаете, кто был самым первым главнокомандующим при Советской власти? Крыленко, прапорщик. Павлова я встретил спустя месяц после того, как совершилась Октябрьская революция, в Смольном. Вначале не узнал и усомнился. Почему-то в морской форме, мичман. Сам меня окликнул. Вот тогда-то и поговорили с ним. Он, оказывается, был у Ленина…

— Кто, кто был у Ленина? — услышали собеседника откуда-то сверху.

— Нам, поди, тоже можно послушать?

— У Ленина бы-ыл?..

Теперь, оказывается, товарищи были у края буерака уже не втроем — многие партизаны окружили их, неслышно подходя один за другим.

— Михаил Антоныч, я до сих пор еще не забыл твои прошлогодние рассказы, — вмешался Шатра Микки. — И сейчас, оказывается, речь идет по тому же следу. По-моему, надо собрать на беседу всех солдат. Ты расскажешь, что знаешь о товарище Ленине. А потом товарищ Федотов поведает о том, что видел и слышал. Он хоть сам Ленина не видел, по ведь разговаривал с человеком, который побывал у Ильича. Такая беседа много пользы принесет.