Алексей Корнеев - Высокая макуша

— Ничего, ничего, это на пользу ей, — успокоил меня Луканин, когда люди стали расходиться. — Правда, понимаешь, каждому глаза колет. А ты не бойся, всем не угодишь…

29 апреля. Ходил пешком на базар (лошади заняты на севе), отмерил туда и оттуда тридцать с лишним километров. Отнес на себе чуть не пуд муки, даже под ребрами заныло и ноги загудели. Дорого все на базаре, пуд муки стоит 1100–1200 рублей. У нас давно уже кончилась соль, вот и ходил из-за нее, купил пять стаканов. И соль дорогая: 60–70 рублей стакан. А стаканчики-то, где только их взяли, — чуть больше стограммового. А еще купил два кило пшена, матери на кашу. Что-то не лучшеет ей после операции, ходит как тень. Наверно, от слабого питания — ни жиров у нас, ни мяса. Хотели поросенка зарезать весной, а он, как назло, еле зиму выжил, дохлый какой-то, вроде кошки облезлой. И только сейчас, как начали крапивой кормить, оживать вроде стал.

Вся проруха на нас. С прошлой осени назначили нам, как семье погибшего, бескоровной и малообеспеченной, пуд муки в месяц по государственной цене. А получил только за половину января, остальная «улетучилась» куда-то, и концы в воду. Ходил в сельсовет, председатель сказал, что в сельмаг не поступала. Был в райторготделе — там приказали выдать. А в нашем сельмаге опять свое: нет ее у нас, не поступала. Потом и в райторготделе отказали, ответили, что где-то в дороге, наверно, пропала. Так и не добился толку.

3 мая. С утра пораньше бегу в колодезь за водой, потом в правление, на колхозный огород и в поле — посмотреть, как люди работают. Пока пробегаю, пока оформлю «боевой листок» да стенгазету, некогда и книжки заполнять. Сижу потом при коптюшке, глаза смыкаются, а я все пишу. Наверно, от такой работы нажил себе куриную слепоту: как солнце садится, так не вижу ничего.

— Брось ты, малый, свою писанину, — сказала мать, — совсем ненароком ослепнешь.

— От малокровия небось такая болезнь, — заметила тетя Нюра. — Надо бы питаться как следует, а мы что едим? Ни молока, ни мяса. Эх, война, война!..

На праздник 1 Мая приехал из ремесленного училища брат тети Нюры Сергей, и она подсказала:

— Хоть бы рыбки вы, ребят, половили. Сбегали бы вдвоем, глядишь, и ужин нам будет.

Мы проворно изготовили черпал, как называют у нас рыболовную сеть. Связали крест-накрест из гибких лозинок два лучка, привязали к ним старую мешковину, к лучкам длинный шест — вот и черпал готов. И тут же помчались к речке.

Вода в речке еще холодная, как лед. Но мы решительно подвертываем брюки, выбираем неглубокое место и начинаем действовать. Сергей заходит выше по течению, мутит-мутит воду, ворочая шестом по дну и под кустами, поколачивает им по воде — все чаще, все сильнее. А я держу черпал, прижимая ко дну. Течение натягивает его, лучки дрожат, руки тоже дрожат, ноги сводит судорогой.

— Скорее, замерзаю! — кричу.

— Ничего-о, потерпи-ишь! — посмеивается Сергей. — Как охватим сейчас… с полведра… поедимся рыбки!..

Вот шест заскреб по дну перед черпалом, я рванул его на себя, Сергей подскочил на помощь, вытянули — на мешковине трепыхался лишь маленький, с мизинец, пескарик.

— Эх, сильно мы черпал дернули, поразбежалась небось, — заметил Сергей. — А ну-ка, ты теперь пошеруди…

Как ни старался я действовать шестом, а Сергей — вытягивать черпал, опять почти впустую: пескарик да голец с плотвичкой… Меняя друг друга, чтобы не застыли ноги, мы выбирали, казалось, самые уловные места, по все нам не везло, и Сергей не выдержал:

— Чудно-о! Лозинки зацвели, самый ход у рыбы, а рыбы нет.

Мы попробовали закидывать черпал, привязав к нему корочку хлеба, — и снова не повезло. Только и наловили под камнями, ухитряясь захватывать пятерней, десятка два пескарнков с гольцами. Может, и побольше бы удалось, да солнце уже стало садиться, и у меня опять зарябило, затемнело в глазах: куриная слепота.

— Ладно, бросаем, — махнул Сергей рукой и сам небось обрадовался не меньше моего: невысокий и худенький, он хоть постарше меня, а тоже посинел от холода.

Шагая домой, мы рассуждали: самое время сейчас кубарь бы поставить. А черпалом да удочкой ловить — пустое времяпровождение.

Сказано — сделано. На другой день мы нарезали лозиновых прутьев, побежали к огороднику, и Василь Павлыч, первый мастер по части кубарей, растолковал нам, как их плетут. Сергей провозился с ним до вечера, потом мы сделали запруду на речке и поставили на ночь кубарь. В этот раз повезло: на рассвете вытянули столько, что хватило на две сковороды.

То ли оттого, что рыбки отведал, то ли щавель да свербига помогли, а прозрел я, будто рукой сняло мою куриную слепоту. Сегодня опять сидел при коптюшке, записывал трудодни и сочинял газетные заметки.

6 мая. — Без моста как без рук, — озабоченно говорил Козлов, и кожа на лбу у него собиралась гармонными мехами.

Да и как ему, председателю, не болеть за мост: сев подступил, семена надо возить то на нашу сторону, то на арсеньевскую, а тут круча такая на переезде, что голову сломишь. И люди ругаются, срываясь в воду с камней.

— Военных попросить, вот кто поможет, — подсказали ему.

А солдаты сами, видно, соскучились по мирному делу: на другой уже день застучали возле речки топоры. Скинув с себя гимнастерки, красные от солнца и здоровые, они и на бойцов не стали похожи — брюки только военные. Одни топорами стучат — только щепки в стороны, другие «бабу» налаживают — сваи забивать. Блестят потные спины, разлетаются щепки, и даже бревна очищенные, кажется, запотели от жаркой работы: так и сверкают на их боках росинки.

К вечеру, когда уже забили первые столбы, шел я из правления домой, вижу — люди обступили солдат. Подошел, прислушался: вот тебе и заметка в газету! Подошел Козлов, повеселел, оглядывая работу военных.

— Сразу видно, герои. Как на войне, так и тут. Вот спасибо, товарищи, вот спасибо! — Ступил на первую лесину, уложенную на сваи, попрыгал на ней, проверяя надежность, — даже не дрогнула лесина. — А может, и скотный двор вы нам поправите, а? Разорились мы при немцах, сами небось видите.

— Что, братишки, примем такой ультиматум? — встрепенулся рыжеусый с блескучими, как речка перед солнцем, глазами.

— Ладно, сержант, согласны, — дружно откликнулись бойцы.

— Слышишь, товарищ председатель? — улыбнулся сержант. — Наши ребята бездельничать не привыкли. Только… — и сержант мгновенно посуровел. — Едва ли мы тут долго задержимся. Немцы-то не так уж далеко, окопались под Орлом да за Курском. Отомстить собираются за Сталинград. Так что жаркое, наверно, будет лето, не дадут нам долго отдыхать.

10 мая. Так оно и случилось, как говорил сержант. Только успели бойцы уложить на сваи бревна, приладить да подогнать их одно к другому, а ночью приказ пришел. И убрались они скорым маршем на станцию. А дальше куда последовали — военная тайна.