Алекс Коста - Высокие стены. Тяжелые Грузовики

Землю засыпало снегом и пеплом. И только тяжелые грузовики могли прорваться от бункера к бункеру, чтобы перевезти продукты и остальное, что было необходимо остаткам выживших.

Эти эритроциты в остатках крови человеческой цивилизации, отчаянные водилы, с трудом прокладывали себе артерии, быстрее остальных, сходя с ума.

Но, такова была жизнь водителей тяжелых грузовиков.

Юрик Ласкью и Гув Мердок были лучшими. Раски старался попасть с ними в один рейс. У них были самые тяжелые грузовики. За годы, обросшие железными доспехами, как черепахи, панцирем.

Когда они вылезали из кабин, раздавался скрежет и «чак-чак», особая музыка, с которой от корпуса отваливались ледяные куски грязи.

Раски любил выходить, когда водилы заезжали в ангар. И часто ходил там, где ставили грузовики Гув и Юрик. Сам не зная, почему, скрежет и это «чак-чак», так сильно привлекали его, Раски. Того, кто по естественным причинам, никогда не станет водилой.

А может, ему просто нравилось, как Юрик и Гув обменивались парой слов о том, что сегодня было. И как так получилось, что чертова хлябь не унесла их, они добрались, прорвали, прогрызли свой путь – каждый своим тяжелым грузовиком, скребя взбесившуюся голову их матери-Земли.

А может потому, что Раски ждал. Вдруг, Юрик или Гув, хотя, Гув вряд ли, он всегда был угрюмым. Так, может Юрик, заметит и скажет ему пару слов. Ничего особенного, типа: Как там наверху, Раски? Что видно, летала?

Но, такого пока не случалось. Не до этого было водилам самых тяжелых грузовиков. Лучшим из тех, которых Раски видел от Один-Ноль до их, бункера Семь-Ноль.

Не до того им, чтобы болтать с каким-то леталой. – успокаивал себя Раски.

Юрик и Гув брались за то, на что остальные вообще бы не согласились. Проехать от края Южной Гряды до Сучьего Ущелья, чтобы забрать посылку с лекарством для какой-нибудь малышки, которой, все равно, суждено умереть? Почти самоубийство.

Но вот, их грузовики пыхтели, окутывали весь ангар Семь-Ноль дымом и паром, пока старый Аботт поливал маслом под капотом, да так, чтобы смазки хватило и на обратную дорогу. Мало ли, какие масленщики попадутся в далеком Три-Ноль? Сколько штуцеров и прокладок они заметят? Довольно ли масла, получат грузовики Юрика и Гува?! Аботт следил за такими вещами, он был старым проверенным масленщиком, не каким-то забулдыгой.

Мало, кто верил. А может, кроме Раски и старого Аботта и никто. Но, Юрик и Гув действительно возвращались. И не только возвращались, но и проделывали эту тупую хрень не просто так. Лекарство было доставлено, а малышка – вылечена. На время, очень короткое. Но, пусть так.

За это все любили Юрика и Гува. Гува, меньше. Он был странным, кажется злым, не считая тех моментов, когда разговаривал с Юриком, сразу после тяжелого рейса. Тогда он мог и пошутить чуток, типа: Ну? Уж намотал ось на Землю, а Юрик?

Старая шутка водил тяжелых грузовиков.

***

Но, в один день, все изменилось. Раски не забудет этого никогда, но никому рассказывать не будет. Да и никто не захочет услышать.

Тут нельзя сказать, что с самого утра все пошло нет так. Вообще-то, каждое утро все шло не так. Кто-то из водил сходил с ума. Как обычно, не сразу, после рейса, а после ночи, следующей за рейсом.

Раски научился определять таких. Обычно, кто самый спокойный выйдет и пойдет из ангара в бункер, а потом всю ночь будет орать «отпусти меня, отпусти, чертова хлябь, дай проехать тупая сука» и молотить в стены. Тот, следующим утром попытается поджечь свой грузовик, в тот момент, когда старый Аботт или кто другой из масленщиков, будет поливать двигатель маслом. А может, развернувшись, попытается врезаться в стену.

Такое случалось. Часто. И такова жизнь водителей тяжелых грузовиков.

***

Но, только не с самыми лучшими водилами! – думал Раски. – С ними, такого произойти не может.

Обычно, внизу, во время рейса, который он вел, Раски видел полосу, длинную и ершистую, разрывающую хлябь Земли. Это тяжелые грузовики ехали друг за другом, по три-четыре в связке. Способ, проверенный годами. Тридцать два колеса лучше, чем шестнадцать. А восемь осей, куда лучше, чем четыре. Как гласил клич водителей тяжелых грузовиков: тяжелое – это надежно.

А что, может быть тяжелее, чем один тяжелый грузовик!? Только два и три, а лучше четыре, едущие в ряд, друг за другом. Ось к оси.

Но, в это утро Раски не увидел полосу. Или даже елочку, как когда в рейсе были неопытные водилы или просто много грузовиков с потаскушками, которые хлябь бросала туда-сюда.

Сегодня он видел то, чего еще никогда не видел. Одну черточку посередине впереди и несколько, отходящих от нее, в стороны, сзади.

И он знал и понимал, хоть и не хотел в этом признаваться: этой первой черточкой был тяжелый грузовик Гува. И, конечно, сам Гув Мердок, вместе с ним.

И Гув ехал, не боясь заносов. Он ехал, не боясь, что от такой нагрузки двигатель сдохнет быстрее, чем он доедет до ангара другого бункера. Он и возвращаться не собирался!

Вот, что понял Раски, увидев жуткую непривычную, ни полосу, ни елочку, а лестницу – внизу.

Это поняли и водилы и преследовали Гува. Но, они не могли не жалеть своих двигателей. А главное, себя. Они должны были, просто обязаны, вернуться обратно, не погибнуть в хляби, которая затыкала горло, уши и нос. Душила, стоило только остановиться.

Раски смотрел и ждал, вдруг лестница соберется в елочку или лучше – в единую полосу, и на хляби Земли образуется одна глубокая линия, привычная ему, когда в рейсе лучшие водилы, особенно такие, как Гув Мердок и Юрик Ласкью.

Но, у Гува, похоже были другие планы.

Почему, Гув?

Раски услышал Юрика и увидел, как от «лестницы» отделилась одна «иголка», самая большая, это был грузовик Юрика Ласкью.

Гув не ответил. Раски слышал только «кх-рр-хх». Но, это его, как раз, не удивляло. Он и не ждал ответа. Самый хмурый водитель, самого тяжелого грузовика, даже когда шутил со своим другом, после рейса, оставался немногословным. А тут, когда он сошел с ума, какие еще он мог сказать слова!?

По-че-му, Г-у-ув! За-че-е-ем!? – кажется, кричал Юрик, а все остальные водилы молчали. Они знали, чем все это закончится. Они видели это много раз. Тот, кто уезжал, так сильно давя на газ, как будто хляби под его четырьмя осями нет и никогда не было… тот далеко не уезжал… И никогда не возвращался.

***

Нет, Юрик Ласкью не кричал «по-че-му». Он был водителем тяжелого грузовика, одним из лучших.

Кричал Раски. Про себя. Он же был леталой, всего лишь, наводчиком с фонариком, которым управлял даже не он, а старый Хью. Важное дело. Но, что с того!? В том мире, который им достался, все дела были важными, потому что означали: жизнь или смерть.