Николай Чаусов - Сибиряки

Поздняков круто повернулся к терпеливо молчавшему Житову, примирительно улыбнулся:

— Так вот о ваших правах, товарищ Житов. У вас одно право: учиться. Учиться у шоферов, механиков, у рабочих. И то, что дал институт, поможет вам быстро накопить опыт. А уж выйдет из вас руководитель или не выйдет — об этом судить наше право.

— Но если я сам вижу, что у меня не получается, — начал было с прежней горячностью Житов, но Поздняков перебил:

— Я же сказал, об этом судить будем мы: я, товарищ Гордеев. Мне тоже когда-то казалось, что механиком я работать не смогу: шофер, семь классов, да и тех половину заканчивал, сидя дома. И завгаром не смогу. И директором базы. И на курсы в Москву не меня надо было посылать… А вот работаю. И оценить свою работу — тоже не мое право.

— Но ведь я же ремонтник! Я и диплом писал…

— Но ведь я шофер! — подхватил Поздняков. — А приходится копаться в балансах, решать чужие задачи. Так вот надо учиться ломать себя, товарищ Житов, свои взглядики, что ли… Вы давно здесь, на автопункте?

— Три месяца.

И снова молчание. Впереди уже ясно обозначились две санные будки, стоявшие возле них тракторы и автомобили, а дальше — сплошные клубы парящего переката. Из будок вышли на снег люди в стежонках, в ушанках, шоферских шлемах. ЗИС-101 плавно затормозил, и тотчас один из встречающих, подбежав к дверце лимузина, громко приветствовал:

— Добро пожаловать, Никон Сергее…

Однако вместо Перфильева из легковой грузно выбрался незнакомый ему человек в шубе. Поздняков поздоровался с отрекомендовавшимся ему дорожным мастером, но про себя отметил: «И тут Сидоров».

— Ну, покажите ваш перекат, товарищ мастер.

— Только что с берегу, товарищ начальник. К шиверу подходить дюже опасно, — с готовностью сказал тот и первым поспешил к перекату.

— Пошли, Игорь Владимирович? — Поздняков, а за ним несколько рабочих двинулись к перекату. Гордеев, не удосужив Позднякова ответом, двинулся следом.

— Товарищ Поздняков, так как же со мной? — вскричал совсем расстроенный Житов.

Поздняков, проваливаясь в снегу до колен, задержался:

— Идемте с нами, товарищ технорук! — И когда Житов догнал его, не оборачиваясь, спросил: — Вы видели этот перекат?

— Издали. Это не моя специальность, товарищ Поздняков, — съязвил Житов.

Поздняков круто остановился.

— Характер надо тоже ломать, товарищ Житов.

— Извините. Хорошо, у вас такой спокойный характер… — Житов на этот раз сдержался и не сказал о забитом грузами транзите, что шоферы могут остаться без заработка, а вот он, Поздняков, разъезжает по Лене, интересуется перекатами…

— А посмотреть не мешает, — Поздняков показал на сплошной кипящий туман и зашагал дальше.

Тяжело пробираясь, проваливаясь едва ли не по пояс в снегу, они поднялись на крутой берег. Отсюда перекат был хорошо виден. Широкая полынья его тянулась поперек реки от одного берега до другого. Быстрая, поблескивающая на солнце вода стремительно вырывалась из-подо льда и с шумом скрывалась под крутой его кромкой.

— Глубоко?

— Шивер-то? — переспросил мастер. — Самая что ни есть мелкота. Паузки или, опять же, карбаза — и те за гальку цепляют…

— Паузки?

— Ага. С весны грузы в Жигалово на паузках плавят. Или, опять же, на карбазах. Лодки такие, товарищ начальник. Сами вроде бы широкие, а плоские, ну что тебе противень… Или, опять же, сковорода. Так они на шиверах — и то, бывает, застреют. Во как мелко! Не каждый лоцман провести может…

— Их водят лоцманы? — вспомнил Поздняков, что и Губанов называл себя лоцманом, но не принял тогда этого всерьез.

— Еще какие! Лоцман — лоцману розь. Другой, который хуже реку знает, не проведет. Нынче совсем канительно стало грузы плавить, мелеет Лена. Раньше, бывало, пароходы из Качуга шли, а как в тридцать третьем вал прошел…

— Вал?

— Ага. Почитай, десять метров вышиной вал был. Будто земля поднялась, и его, вал этот, бросило. От самого Киренска прошел. Сколько тут домов посмывало — ужасть! А лодок, баржей затопило! Скота погибло всякого!.. Люди, опять же, на сопках спасались, все бросили. А опосля — все, обмелела Ленушка. Вот на карбазах да на паузках летом возят.

Поздняков помолчал, словно обдумывая сказанное, снова спросил:

— Разве уж нельзя что-нибудь сделать? Ну, скажем, взорвать эти мели?

— Эге, товарищ начальник! — с ребяческим задором воскликнул мастер. — Да тут этих перекатов — ужасть! И на каждый аммоналу эшелон надо. Опять же, и два. Нешто их подорвешь! Вот и жди, когда этот чертушка смерзнет. Кабы не Заячья Падь, мы бы и его, дьявола, берегом обошли. А тут вона что!.. — Он показал широким жестом на высившиеся впереди скалы.

Поздняков посмотрел на стоявшего поодаль Гордеева. Даже за стеклами пенсне и натянутой на лицо маской спокойного безразличия прочел удовольствие от неумно заданного им, Поздняковым, вопроса мастеру. Как он похож сейчас на профессора Червинского, отца Ольги! Та же клинышком вельможная эспаньолка, та же сухость и прямота корпуса с заносчиво посаженной на узкие плечи головой. Даже нос, острый, с красно-синими прожилками, не лишен той же броской кичливости. Так бы и дернул за него: да очнись ты, сойди с пьедестала, фараоновская ты мумия!

Гордеев, решив, что Поздняков ждет от него пояснений, вяло проговорил:

— Раньше возили грузы в Жигалово только обходной трассой: по горам, тайге, по замерзшим болотам. А вот теперь кое-где возим Леной. И должен сказать: выгодно, но и то очень рисково. Очень! Сейчас декабрь уже, а морозов, как видите, еще нет. А время идет. Каждый день — масса убытков. Пока не ударят морозы и не заставят замолчать перекат…

— Помочь бы ему замолчать, — вставил Житов.

— А вы подумайте, — предложил Поздняков и, отойдя от обрыва, повернул к будкам.

В жарко натопленной будке приехавших угостили чайком. И здесь разговор шел о Лене, о коварных, мешающих перевозкам шиверах-перекатах, мастерстве лоцманов.

— Вот, товарищ начальник, наилучшим был у нас лоцманом, — показал дорожный мастер на сидевшего поодаль старика с трубкой. — Губанов его фамилия. Матвей Губанов. Вахтером теперь второй год на автопункте у нас, потому как спина у него треснутая…

Поздняков только сейчас разглядел в полумраке своего ночного собеседника и верного стража. Старик внимательно прислушивался к разговорам, с нескрываемым любопытством приглядывался к новому хозяину управления, но не вмешивался в беседу.

— Игорь Владимирович, а почему опасно спустить всю трассу на лед, когда станут перекаты? — снова оживленно спросил Житов. — Ведь все равно трасса уже спущена. Так уж спустить бы всю.

В будке задвигались, весело зашептались. Гордеев водрузил на нос пенсне, не сразу ответил: