Николай Чаусов - Сибиряки

— Привет, липа!

— Пошел к черту, пока цел!

— Я-то пойду, а вот как ты, липа… — и отскочил: шофер замахнулся на него ключом. — Ну-ну, осторожней!

Лешка решил мстить до конца. Обойдя вокруг ЗИСа, встал на подножку, нажал сигнал. Взбешенный водитель кинулся догонять хулигана.

— Караул! Убивают! А-а!.. — заорал благим матом Лешка, хватая прохожих. Целая толпа немедленно окружила мальчика и поймавшего его за рукав водителя. Лешка орал, выдавливая из себя слезы, вертелся юлой, вырывался из цепких рук, звал на помощь. Толпа гудела.

Сердобольные вступились за Лешку.

— Мальчонку бьют!

— Чего мальчика мучаешь, ирод? Чего он тебе такое сделал?

Свисток регулировщицы проломил круг.

— Вы, товарищ водитель, машину бы скорей убрали с дороги. Чего вы к мальчику привязались?

Шофер отпустил Лешку и, с отчаянием взглянув на регулировщицу, вернулся к своему ЗИСу. Кто-то поставил Лешку на ноги, кто-то платком вытер ему лицо, поправил шапку. Лешка поблагодарил, выбрался из толпы и опять вышел на перекресток.

— Привет, липа!

Водитель умоляюще посмотрел на окружающих его зевак, девушку-милиционера:

— Уберите вы его от меня, гада!

Регулировщица подошла к Лешке.

— Ты что к нему пристал, мальчик? Какой он тебе липа?

— А чего он меня щенком обзывает! Я — слесарь, а не щенок, ясно? А он… он же сам не шофер, тетенька. У него и права липовые. Он же в машине не смыслит…

Над Лешкой смеялись. Девушка-регулировщик ласково постучала его жезлом по плечу.

— Ладно, не мешай, мальчик. Сам-то липа хорошая, вишь прилип к человеку.

— А что, не правда, да? Не правда? Ну-ка, пусти!.. — Лешка отпихнул в сторону растерявшегося водителя и нырнул под машину. Выбрался, залез на крыло, закачал ручкой бензонасоса.

— А ну заводи, липа!

Все произошло так неожиданно быстро, что никто даже не шевельнулся. А Лешка орал водителю:

— Заводи, говорят, чего зенки на меня лупишь!

Водитель покорно обошел ЗИС, сел в кабину. Мотор взревел и заработал отчетливо, плавно. Толпа весело зашумела, задвигалась.

— Я ж вам говорил, тетенька, что у него права липовые.

Девушка-регулировщик дала водителю закрыть створки капота и, подойдя к нему, официально взяла под козырек.

— Ваше водительское удостоверение, товарищ!

Лешка еще разок подмигнул следившему за ним волком водителю и, улучив момент, вскочил в кузов проходящей мимо машины…

— У нас в роду три правила, Лешка: не срами, не скрывай, не обманывай. Сегодня мне за тебя стыдно было. Людей обманул, меня осрамил, от меня скрываешь теперь…

— Это такие бурятские заповеди, батя Нума? — вполне серьезно спросил Лешка.

В начале марта морозы наконец спали. Только в ясные погожие утра по-прежнему давала себя чувствовать стужа, и солнце над Иркутском еще купалось в пенной молочной изморози, а воздух был так свеж, густ и покоен, что, кажется, копни его над головой совковой лопатой — и будет дыра, вскроется синева неба. Зато днем солнечные лучи все настойчивей сгоняли с безлесых иркутских сопок прокоптевшие в печном дыме снега, хлюпала под колесами грязная мокроть, звенела капель.

В один из таких теплых дней Ваня Иванов, уже не стажер, а водитель, сдав дежурному механику автобазы свою трехтонную «ласточку», шел навестить своего учителя, все еще отлеживавшегося в больнице. За Ваней увязался Лешка. Еще бы! С настоящим водителем, как взаправдашный друг, идет с ним, о машинах говорит, о ремонтах! Пацанам бы своим, карманникам, рассказать, как с ним, с Лешкой, шофера в автобазе калякают: «Леша, проверь-ка, дружище, гаечки, крепко ли?..» «Алексей, подай-ка мне пассатижи…» «Танхаев, зашплинтуй тяги!..» Пацанам сроду не допереть, что значит «зашплинтуй» или «пассатижи»! А поглядели бы, как он, Лешка, мотор заводит — лопнули бы с завидок!

И Лешка, вышагивая в ногу с Иваном Тихоновичем дощатыми тротуарами, гордо задирает нос, с небрежной снисходительностью поглядывая на встречных прохожих.

Не менее торжественно настроен и Ваня. Сегодня он получил первую шоферскую зарплату и вот обдумывает, что бы такое купить в подарок доброму учителю Воробьеву? По этому случаю он и оделся как следует. Серый костюмчик вычищен, отутюжен, из открытого ворота новенькой телогрейки торчит яркий цветастый галстук. Останавливаясь перед зеркальными стеклами витрин, Ваня поправляет галстук, спрашивает товарища:

— Как? Ничего?

В галстуках Лешка не разбирался, но на вопрос Вани отвечал со знанием дела:

— Толково! Узелок, тряпочка — все, как есть!

Зайдя в магазин, Ваня долго, сосредоточенно осматривал содержимое полок: что Семен Петрович больше одобрит? Разве вот этот портсигар? Но ведь он не курит. Тогда разве складной ножичек? Вон тот, с серебряной отделкой?.. А зачем ему нож?.. И Ваня шел в следующий магазин.

В универмаге Ване очень понравился письменный прибор. Разве это? Ваня долго вертел в руках каждый предмет прибора, показал Лешке.

— Как? Ничего?

— Толково. А это зачем?

— Семену Петровичу подарить надо. Я у него стажировку проходил, всему научился. А когда наледь была — он мне жизнь спас, понял? Мне бы давно каюк был, если бы не Семен Петрович.

— Это которому пальцы отрезали?

— Ага.

— Ух ты!

— Вот хочу подарок ему… Пойдет?

— А это что? — Лешка ткнул пальцем в увесистое пресс-папье, вопросительно посмотрел на Ваню.

Белесые глаза Вани стали сурово серьезными.

— Это-то? Промокатель. После, когда напишешь, этой штукой чернила промакивать..

— А чего ему промакивать-то? — донимал Лешка.

— Чернила… — Ваня понял, что Лешка прав и промакивать Воробьеву, пожалуй, нечего.

— Эх, лучше вон ту штуку купи! — увидал Лешка стоявшую на полке черную гипсовую фигуру Мефистофеля. — Мама Фая бате Нуме такого же черта в день его рождения подарила, когда ему сорок лет стукало. Он у нас посейчас на комоде стоит. Вот это подарочек!

Но Ваня усомнился.

— Хорошо ли будет? Черта-то?

— А то! Ведь это что — глина! Ведь не всамделашный! Да его и не чертом зовут вовсе… тетенька, эту хреновину как зовут?

Молоденькая продавщица вспыхнула, метнула в Лешку презреньем:

— Хулиган!

— Вот и врешь, тетенька! Сама не знаешь!..

— Хочешь, чтобы я милицию позвала?!

— Фюить! — присвистнул от изумления Лешка. — Человека добром спрашивают, а она — милицию!..

Выручил Ваня.

— Он не хулиган, гражданка. Он спрашивает…

— Так не спрашивают! Что вам, собственно, надо?

— Подарок купить… Только мы не знаем, как эта штука называется. Вон та, на полке.

Девушка коснулась рукой статуэтки.

— Эта?

— Она!

— Мефистофель.

— Точно! — обрадовался, припомнив, Лешка.

— А почем? — спросил Ваня.

— Сто тридцать девять рублей семнадцать копеек, гражданин, — уже спокойно, с холодным вниманием ответила продавщица.