Илья Гордон - Вначале их было двое…

Подъехав к дому, в котором они жили, он откинул полость, грузно вывалился из саней и зашагал в белом полушубке, в надвинутой немного набекрень новенькой офицерской ушанке навстречу выходившему на крыльцо Шалиту.

— Ну, как поживаете, дорогие земляки? — спросил он со льстивой улыбкой.

— Трудимся понемногу, — иронически посмотрел на него Шалит. — Что же еще нам остается делать? А о тебе и о твоем колхозе опять шумят газеты, да еще как!

— А разве мы не заслужили? — хитро прищурив левый глаз, спросил Коцин.

— Не знаю, — тоже с хитринкой ответил Шалит. — Раз хвалят — значит, заслужили. Вот, к примеру, про нас ничего не пишут, да и что, собственно говоря, про нас писать?

— Как что? Лукавишь, Шалит, прибедняешься! Разве мало достижений и в вашем колхозе?

Сказал эти неискренние, не от сердца идущие слова Коцин и тут же раскаялся: а вдруг Шалит возомнит о себе невесть что и вправду станет равнять себя с ним, с Коциным?

— До нас, конечно, вам еще далеко, но и совсем отмахнуться от ваших успехов тоже нельзя, — поспешил он добавить.

Ша лита разозлило такое высокомерие зазнавшегося соседа. И, как бы чувствуя это, Коцин опять решил подольститься к вспыхнувшему негодованием хозяину и сделал вид, что он очень интересуется делами надеждинцев.

— Давай прокатимся, я бы не прочь поглядеть на ваше хозяйство.

— Ну, если у тебя есть охота — поедем, — согласился Шалит.

Прежде всего они решили побывать на пасеке, где Коцин по-хозяйски осмотрел ульи, как оборудована пасека для зимовки пчел. Аншл осведомился, сколько меду дали за лето пчелы и почем мед на рынке, — словом, проявил большой интерес к этой отрасли хозяйства.

Затем Шалит с гостем отправились к недавно построенным коровникам.

— Ну, как? — озабоченно спросил Шалит, когда Коцин обошел все помещения.

— Да ничего, неплохо, — процедил сквозь зубы Коцин.

Шалита задел его снисходительный тон: ведь в эти коровники колхоз вложил столько труда — они, можно сказать, были его гордостью.

— Все, что нужно, чтобы скотине было удобно, у нас предусмотрено. Что же тебе еще надо? — спросил Шалит, и в голосе его Аншлу послышалось недоумение и даже обида.

— Я же говорю — «неплохо», — повторил Коцин, как будто бросая Шалиту подачку. — А ты бы посмотрел, какой в «Маяке» уход за коровами, — они у меня живут, как королевы. А вскоре для каждой будет устроена автопоилка — нажмет корова мордой, и вода сразу польется ей прямо в рот.

— Да это совсем как в песне о том, как царь пьет чай, — отозвался Шалит. — Помнишь?

— А ты что думаешь? Моя скотина пьет и ест не хуже, чем царь в этой песне: специальные мельницы перемалывают ей корм, и скотницы чуть ли не прямо в рот его коровам кладут, — продолжал хвастать Коцин. — Да это еще что! Это не все еще. «Маяк» еще покажет себя — везде и во всем.

— А что же? Пусть покажет! Нам будет только приятно, если наш сосед и земляк прославится, можно сказать, на весь Советский Союз, — отозвался Шалит.

В ответ на такие благожелательные слова и Коцину захотелось показать, что он предан своим землякам и готов о них позаботиться.

— Я надеюсь, что мы сумеем помочь вам, — сказал он тоном благотворителя.

— Нет, спасибо, мы и сами как-нибудь справимся: не к чему нам искать помощи у добрых дядюшек, — вскипел Шалит.

— Что это ты вдруг взорвался? — в свою очередь обиделся Коцин. — Я ведь тебе не милостыню предлагаю, а товарищескую помощь. Я здесь свой — столько лет работал с вами. Неужто ты думаешь, что у меня не болит за вас сердце, когда я вижу, что вы никак не можете залечить свои раны?

— Да ведь ты удрал, чтобы не видеть этих ран, ушел туда, где полегче, — не удержался от попрека Шалит.

— А разве мой колхоз пощадили фашисты? Разве его они не разрушили, как и ваш? — возразил задетый за живое Коцин.

Но Шалит только махнул в ответ рукой и, усевшись в сани, попросил Коцина повернуть к дому.

Во дворе Коцин выпряг лошадей, задал им сена и вошел вслед за Шалитом в горницу, где Журбенко за г. ремя их отсутствия успел сварить картошку и вскипятить чай.

— Давай перекусим немного, — пригласил Шалит гостя к столу. — Только разносолов у нас нет, не взыщи.

— Да я не голоден. Спасибо. Вот меду, если бы вы меня угостили, я бы отведал, пожалуй, — полушутя сказал Коцин, пытаясь, однако, перевести разговор на дело, ради которого он, собственно, и приехал.

— А мы и сами давно забыли вкус меда, — развел руками Шалит, — понимаешь…

Коцин почувствовал, что Шалит вот-вот придумает какую-нибудь отговорку и уж наверняка откажет ему в готовой сорваться с языка просьбе. Поэтому он поспешно перебил его и расчетливо перевел разговор на автопоилки, которые он собирается устроить на своей животноводческой ферме. Заговорив об автопоилках, он прозрачно намекнул, что заодно поможет и колхозу «Надежда» механизировать коровники.

— Самое главное — это достать трубы, ну, да их я смог бы достать на заводе, у своих шефов, только… вы сами понимаете…

Тут Коцин замолчал и многозначительно посмотрел на своих собеседников, надеясь, что те сами догадаются, в чем тут загвоздка.

Но Шалит и Журбенко сидели молча, будто язык проглотили, и Коцину волей-неволей пришлось объясниться.

— Хотелось мне отвезти одному начальнику в подарок бочонок меда. Сами понимаете — я ему мед, а он мне трубы, да и другое снаряжение для автопоилок… Заодно и вам достал бы… Я было подался на рынок, да вот незадача — не попадался мне мед, да и только. Как заколдованный. Я и приехал к вам…

— Вот как! — резко перебил Коцина Шалит. — Да если бы у нас были реки меда, мы и тогда бы не дали тебе его!

— > Что так? Подарок — дело обычное! Разве нельзя поднести подарок, купленный за свои трудовые денежки? — начал оправдываться Коцин. — Иначе, понимаешь, ничего не достать… А тут человек расстарается. Почему вам так тяжело стать на ноги? Да все потому, что мало мозгами ворочаете. А без этого ничего не сдвинешь с мертвой точки. Пока вы не сделаете человеку одолжение, и он для вас палец о палец не ударит. Я же здешний, вырос тут, чужих людей я не учил бы уму-разуму, не давал бы им таких хороших советов…

— А вот как раз мы, представь, в таких советах и не нуждаемся, — решительно отрезал Журбенко.

Ошеломленный такой отповедью, Коцин хотел было еще что-то сказать, но не смог: онемел, словно у него язык прилип к гортани.

Однажды поздним вечером Шалит пришел домой донельзя усталый и, к своему изумлению, увидел оживленно беседующую с Журбенко Шейндл.

«Вот так так, — с болью в сердце, ревниво подумал он. — Неужто и Журбенко на нее заглядывается? Но тогда почему она условилась с ним встретиться именно здесь, где может столкнуться со мною? Не иначе, как назло мне, чтобы подчеркнуть свое ко мне безразличие! А Журбенко? Разве так поступают настоящие друзья?»