Агния Кузнецова - Жизнь зовет. Честное комсомольское

На скулах Павлика пробежали желваки, губы дрогнули.

— Я этого не хочу! — тихо, но твердо сказал он.

— Ну, кончай школу здесь. Учиться дальше будешь в Ленинграде.

— Я не поеду в Ленинград! При живой маме мне мачеха не нужна!

— Павел, не забывай одного, — вспыхнув, сказал отец: — ты еще мал осуждать мои поступки!

Сын еще ниже опустил голову, точно боялся, что не сдержится и наговорит отцу грубостей.

— Я был вчера в школе. Там тобой не очень довольны, — переменил полковник тему разговора.

— Я знаю.

— Ты можешь быть первым…

— А я не хочу быть первым…

Разговор не получался. Полковник встал и попытался пройтись по маленькой заставленной вещами комнате, но пространства было слишком мало.

Павел тоже встал.

— Я могу идти? — спросил он изумленного отца и, не дождавшись ответа, сказал: — До свиданья! — Не оглядываясь, он почти выбежал из комнаты.

Полковник тяжело опустился на стул. Впервые за все четыре года он почувствовал, что потерял сына безвозвратно.

Он дождался прихода Тышки и ушел, оставив на столе фотоаппарат, коричневый физкультурный костюм и пачку денег.

Прижимая к груди свертки, Тышка помчался к Павлику.

Павлик лежал на кровати.

— Убирайся отсюда вместе с этим барахлом! — закричал он, вскакивая и открывая двери.

Тышка вылетел на лестницу и растерянно побрел домой.

Вечером он снова робко постучался к Павлику.

Павлик все так же лежал на кровати, бледный, с покрасневшими глазами.

— Вот тышел опять, — осторожно начал Тышка, складывая свертки на стол.

Павлик устало махнул рукой:

— Не надо мне его подарков!

— А мне-то тем более! — обозлился Тышка. — Я-то вообще в этой истории как «петух во щи»! — Тышка очень любил русские пословицы и поговорки, но всегда перевирал их. — Таскаюсь целый день с полным карманом денег, со свертками! — возмущался он. — Ну не хочешь брать — отошли обратно, а я-то тут тычем?.. И не терзайся, пожалуйста! — с жалостью поглядел он на товарища. — Не хочешь отца — плюнь и не терзайся. А я пойду. Ты один поразмысли — это хорошо в таких случаях побыть одному. А потом ко мне приходи.

И он ушел. А Павлик, устремив взгляд в потолок, с нежностью подумал о своем верном друге, и на сердце его стало теплее и спокойнее. Он подумал о том, какое большое место в его жизни занимает Тышка. И заранее испытывал горькое чувство оттого, что на будущий год его друг уедет учиться в консерваторию.

На другой день в школе проводили традиционную линейку, посвященную «Последнему звонку для десятиклассников». На всю жизнь со всеми подробностями остался в памяти Павлика этот ясный, безветренный весенний день.

Лучше бы в этот день жестокая болезнь приковала к постели Павлика или Тышку, лучше бы поссорились друзья и разошлись на всю жизнь, никогда больше не встречаясь… Но не случилось ни того, ни другого.

По дороге в школу Павлик увидел, как два мальчугана натравливали на котенка собаку. Котенок выгибал спинку, мяукал, густая рыжая шерсть его топорщилась, Он пытался бежать, но мальчишки со смехом ловили его и снова подбрасывали к сердито лающей собаке.

Павлик подскочил к мальчишкам. Наградив обоих крепкими тумаками, он взял котенка на руки и подумал! «Кому бы отдать его?» Но улица была пуста, и он сунул котенка за пазуху.

Павлик вбежал в ворота школы, когда на просторном дворе широким квадратом уже выстраивались ученики. Впереди белели передники, ленты и воротнички малышей. За ними ряд за рядом все выше и выше поднимался 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й и 9-й классы. Отдельно, в центре квадрата, стояли десятиклассники — одни мальчики, потому что это был первый год совместного обучения и десятиклассников он не коснулся. Они стояли молчаливые, немного взволнованные, уже на отшибе от всех школьников — полуребята, полувзрослые. Поэтому наблюдательные первоклассники и называли их «дядями».

Павлик поспешно влился в шеренгу своих одноклассников, неудобно прижимая к груди маленький теплый комочек под рубашкой. Котенок сладко мурлыкал, изредка впиваясь в тело острыми коготками.

Павлик сразу же нашел глазами Тышку. Тот стоял первым на правом фланге, подняв курчавую голову. Глаза у него были прищурены, как всегда в минуты волнения, вытянутые руки прижаты ладонями к бедрам. Он увидел Павлика, чуть заметно кивнул ему головой и улыбнулся.

Но дворе, где обычно летал через сетку волейбольный мяч, странно было видеть нарядный стол, накрытый красной скатертью. За столом стоял директор — Григорий Александрович, мужчина средних лет, небольшого роста, с худощавым выразительным лицом, с пристальным взглядом серых глаз, о которых ребята говорили между собой, что они «видят на три аршина в землю».

Спокойно и вместе с тем торжественно директор приподнял руку и негромко приказал:

— Внести школьное знамя!

В открытом окне школы радиола заиграла марш.

Генка Соловьев вынес знамя с золотой бахромой и замер с ним на середине двора.

Павлик попробовал стать по стойке «смирно», но, как только он опустил руки, теплый комочек покатился под рубашкой; он бороздил когтями кожу и отчаянно пищал.

Веселое волнение пробежало по ряду восьмиклассников.

— Кто, чей, откуда? — послышались вопросы любопытных.

К всеобщему восторгу, из ворота черной курточки Павлика выглянула усатая зеленоглазая мордочка котенка.

В то время, когда восьмиклассники занимались котенком, к столу вышла смешная круглоглазая первоклассница с тонкими хвостиками кос, торчащими в разные стороны, и, запинаясь, заученными словами поздравила десятиклассников с окончанием школы.

Над городом поднялось солнце, залило ласковым светом двор, заиграло золотистыми кистями школьного знамени и светлым пятном легло на лицо Григория Александровича.

Он смотрел на десятиклассников, думая с гордостью: «Вот каких орлов вырастил! — и с грустью от неумолимого бега времени: — Еще десять лет миновало». Взгляд его остановился на Тышке. Он помнил, как десять лет назад его, маленького, худенького мальчика, привела за руку мать. Он совсем плохо говорил, и несколько лет подряд с ним занимался школьный логопед. [1] Логопед — специалист по исправлению речи. Теперь Тышка выше всех в школе, развернулся в плечах, похорошел.

— Сегодня последний раз прозвучит для вас школьный звонок! — медленно, разделяя слова, сказал Григорий Александрович. — Вы кончите школу и разойдетесь в разные стороны…

Одна из матерей, присутствовавших на линейке, громко всхлипнула. Кое-кто из ребят улыбнулся, но большинству было понятно волнение матери, и ребята зашикали на весельчаков. Свое выступление Григорий Александрович закончил стихами: