Елена Коронатова - Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва

Нина с острым совестливым любопытством наблюдала за Лушей, когда она водила их на прогулку. Лида, наверное, все знала: как они только выходили за ворота — сразу же появлялся солдат, но у него всегда почему-то менялось лицо. Потом стал приходить солдат в каске, и он назывался пожарник… По вечерам Луша пела: «…она просила говорить, и судьи ей не отказали, когда закончила она, весь зал заполнился слезами…». Она пела до тех пор, пока, разжалобив себя, не начинала на всю квартиру рыдать. Мама шла в кухню уговаривать. Луша кричала так, что было слышно и в детской:

— А на кой мне этот ирод сдался! Ни в жисть я вас не оставлю!

Скоро Луша вышла замуж за пожарника. Он пришел за ней какой-то странный, еле стоял на ногах, икал и говорил нехорошие слова. Мама отправила девочек в детскую. Катя с Ниной дали друг другу слово, что ни за что не влюбятся, а то еще придется выходить замуж за такого противного пожарника.

Лушу сменила Серафима, тихая, бесшумная, на детей она не обращала внимания, все вечера просиживала в кухне в полном одиночестве, заунывно читая псалмы.

Лида теперь приходила к Камышиным чуть ли не каждый день. Запиралась с мамой в спальне, и они о чем-то вполголоса подолгу разговаривали.

Лиду девочки любили. Правда, она легко могла рассердиться, но быстро отходила. Нина немного жалела Лиду, ведь она круглая сирота. Теперь Нина знала, что означает это слово. Родители Лиды ссыльные и умерли от тяжелых условий и несправедливости, когда Лида была еще маленькой, — так объяснил сестрам Коля. Воспитывалась она в частном пансионе, куда ее устроила какая-то богатая родственница. Но Лиду можно было жалеть, только когда ее не видишь.

Статная, розовощекая, веселая, в белой накрахмаленной блузке, Лида всегда приносила в дом Камышиных оживление.

В тот вечер казалось, что метель через ставни и двойные рамы вот-вот ворвется в дом. В детскую вошла Лида, и сразу запахло снегом.

— Вы еще не спите, — сказала она, — ну и прекрасно! Живо одевайтесь — и в столовую. Вы тоже должны отпраздновать Революцию.

— И детей взбудоражила, — сказала мама, застегивая на Нине платье. Но мама явно не сердилась, она улыбалась.

Улыбалась не только мама, но и все гости. Их было много: и Вена, и кое-кто из тех, кого нянька называла «шабурой беспортошной».

Нина сразу догадалась, что Революция — праздник: все друг друга поздравляли, радовались, пили шипучее вино. Потом пели хором: «…ради вольности веселой собралися мы сюда-а-а…». А когда запели про колодников и дошли до слов: «Идут они знойною степью, шагая в пыли тяжело…», Лида неожиданно больно сжала Нинино плечо. Нина снизу вверх глянула на свою молоденькую тетку, ее лицо так вдруг исказилось, будто Лиде больнее, чем ей, Нине…

Назавтра у Камышиных состоялся семейный обед. Тетя Дунечка своим обычным, не терпящим возражений тоном заявила, что у русских монархизм в крови и ни в какие революции она не верит. Нина потихоньку спросила у Коли, что такое монархизм. Он ответил: «Это когда царь». Нина задумалась: неужели и у нее, Нины, царь в крови? — но спросить об этом Колю не решалась: бабушка не любила, если дети ввязывались в разговор взрослых, она уже раз сердито посмотрела в сторону Нины.

Доктор, играя шнурочком от пенсне (Нина боялась, что он оторвет шнурочек), сказал:

— Все неизбежно. Столкнулись тучи, и прогремел гром…

Нина не удержалась и спросила:

— А Илья-пророк?

Доктор засмеялся и сказал:

— Илья-пророк ушел в отставку. — И, помолчав, добавил: — Многое теперь уйдет в отставку.

Все заговорили о чем-то непонятном. Одна бабушка ничего не говорила. А на все вопросы отвечала: «Поживем — увидим».

Как-то, вернувшись от бабушки, Катя с таинственным видом сообщила: «Бабушка сильно боится, что Колю возьмут на войну, а тетя Дунечка сказала, что его спасет молодость».

Вскоре в семье Камышиных произошло два события.

Богомольная Серафима, укладывая спать непоседливую Натку, то щипнет ее, то шлепнет. Мама, обнаружив у Натки синяки, прогнала Серафиму. Второе событие было куда значительнее: к ним в дом переехала бабушка с Колей. А Лида где-то снимала комнату, но часто оставалась у них ночевать, потому что вечерами по городу стало опасно ходить.

На сестер навалились болезни: не успели избавиться от коклюша, свалил дифтерит. Теперь им никто не приносил дорогих игрушек и сладостей. Лида помогала маме выхаживать детей. По вечерам взрослые подолгу засиживались в столовой и что-то обсуждали. Нине очень хотелось знать, о чем они говорят, но даже Лида говорила вполголоса. Бабушка, забыв про вязанье, барабанила пальцами по столу и все поглядывала на Колю.

Как-то Нина проснулась ночью, и ей показалось, что она на старой квартире, а на кухне разговаривает Петренко. Она села, прислушалась. А через минуту стояла у кухонной двери, дверь была заперта. Заглянула в замочную скважину: Петренко, только без усов, сидел у печки и, потирая руки, что-то говорил вполголоса. Мама стояла спиной к двери.

— Мамочка, открой, я только посмотрю.

За дверью послышались шаги, шепот, шорох, что-то стукнуло. Мама не сразу открыла дверь. В кухне никого не было. Мама сердито сказала:

— Сейчас же иди спать. Что за фантазии.

…Спустя много лет Нина узнала: в ту ночь Петренко пришел к ним и попросил разрешить ему остаться до рассвета. Он ничего не объяснял. Мама не расспрашивала. Накормив его ужином, она осторожно разбудила бабушку.

— Нам нет дела до его убеждений, но раз он пришел к нам — значит, у него положение безвыходное, — сказала бабушка.

Петренко ушел от Камышиных под утро.

…Дни становились тревожнее. Это чувствовали и дети, их постоянно выпроваживали в детскую: «Нам надо поговорить». Все было непонятным: куда делись сладости и масло? А главное — почему Колю взяли на войну, а он никуда не уехал? Он только сменил студенческую тужурку на военную форму. Почему бабушка, как только Коля уходит, запирается в своей комнате?

Пили чай в столовой. Бабушка у самовара, в черных, под густыми бровями глазах — тревога, но, как и всегда, в ее жестах нет суетливости, голос звучит ровно, спокойно. На другом конце стола зябко кутается в пуховую шаль мама. Все на своих местах — сестры по одну сторону стола, Лида рядом с мамой по другую. Только Колин стул около бабушки пуст. Почему взрослые молчат? Как им не надоест молчать? Нине надоело, и она спросила:

— Лида, а революция против царя?

— И против буржуев. — У Лиды на щеках появились ямочки, у нее всегда ямочки, когда она улыбается.

Чистым звонким голосом Натка сказала:

— Все буржуи сволочи, — ее плутоватое лицо сияло.

Катя и Нина испуганно посмотрели на бабушку.

Неожиданно дзинькнуло стекло, что-то чиркнуло над их головами и впилось в дверь.