Александр Поповский - Человеку жить долго

— Как придется. Сергей Сергеевич так и сказал: «Черпай, как и когда хочешь». Сам он все время с рыбаками гулял…

Голиков сидел, опустив голову, и молчал. Умолк и его покровитель. Желанный спектакль не состоялся, а ведь, казалось, все шло на лад…

Самсон Данилович согласился остаться в Москве на несколько дней, чтобы побывать на выставке, посвященной Шопену. Александра Александровна воспользовалась первым же свободным вечером и увезла его в Малый театр на спектакль «Пигмалион». Он долго но уступал, жаловался, что ему надоело все время оставаться на людях и заполнять дни пустым весельем.

— Вы совершенно не учитываете ни моих лет, ни моего здоровья, — сердился он, решительно отказываясь слушать ее, — у меня больное сердце, которое поддерживается валидолом… Еще несколько таких безрассудных дней, и я свалюсь, и ничто уже меня на ноги не поставит.

С непреклонной твердостью непогрешимого судьи она утверждала, что возраст вовсе не определяется числом прожитых лет, больное сердце не выносит тревог, но прекрасно мирится с радостями.

— В ваши годы, — сочетая ласковые уговоры с несокрушимой логикой, твердила она, — счет следует вести не сначала, а с конца. Все зависит не от того, что прошло, а от того, чем организм еще располагает.

Посмеявшись над ее хитроумной математикой, Свиридов отправился в театр. Дорогой они много и оживленно болтали, обоим было весело и хорошо. Самсон Данилович поблагодарил ее за настойчивость. Не будь она так решительна, он сейчас бы скучал у себя в номере. Хорошо, когда люди друг на друга не похожи и каждого влечет в другую сторону. Из такой несогласованности рождается гармония. Это всеобщий закон природы. Одни мышцы нашего тела действуют как сгибатели, другие — как разгибатели, друг другу наперекор. Ничего, казалось бы, хорошего, а без такого разнобоя невозможно движение.

Ему понравилась эта мысль, и, ухватившись за нее, он мог долго и интересно говорить.

— То же самое мы видим у растений — кроне подавай свет, а корням — мрак. Так, из света и мрака, соткан растительный мир.

На замечание Александры Александровны, что природа человека не терпит разнобоя — аритмия смертельный враг человека, — он рассмеялся:

— Природа человека, мой друг, покоится на взаимно исключающих началах наследственности и изменчивости — на свойстве во что бы то ни стало сохранить черты своего вида и на стремлении от них избавиться.

В театре Александра Александровна встретила знакомых, те оказались почитателями профессора Свиридова. Разговор доставил всем удовольствие, и было условлено продолжить беседу в антракте.

Самсон Данилович был в хорошем настроении и оживленно продолжал свои занятные экскурсы в науку. Увлеченный рассказом о растениях, погибших миллионы лет назад и чудом сохранившихся до наших дней, он не заметил, как занавес раздвинулся и в театре наступила тишина. Нежно коснувшись его руки, как бы извиняясь, что вынуждена его прервать, она шепотом попросила досказать это в антракте.

Спектакль обещал быть интересным. Главные роли исполняли народные артисты, и среди них Турчанинова, которую Александра Александровна очень любила. Художник и режиссер проявили много мастерства, актеры искусно воспроизводили прекрасный текст Бернарда Шоу, но, странным образом, спектакль глубоко трогал Александру Александровну и оставлял равнодушным Самсона Даниловича. Театральная история об ученом лингвисте, который обратил уличную цветочницу в даму из общества и затем влюбился в нее, казалась ему надуманным и кощунственным пересказом легенды о прекрасной Галатее, сотворенной резцом художника древности.

В антракте Александра Александровна никуда не пошла, выглядела расстроенной и неохотно поддерживала разговор. Время от времени она окидывала Самсона Даниловича испытующим взглядом, словно связывала его образ с мыслями, осаждавшими ее, и снова уходила в свои размышления. Напрасно он убеждал ее не принимать к сердцу судьбу бедной цветочницы. В жизни ничего подобного не бывает, но крайней мере, он этого не наблюдал. Она отвечала ему усмешкой, кивком головы и только один раз заметила:

— Вы не наблюдали, зато я это видела — и очень близко.

Все попытки развлечь ее ни к чему не привели, и Самсон Данилович решил продолжить удивительную историю о прошлом, чудесно сохранившемся до наших дней.

— Вообразите, Александра Александровна, подлинные цветы, насекомых, остатки растений далекого прошлого, все это вы видите словно под стеклом… Я часто извлекаю из ящика эту панораму минувшего и любуюсь ею.

— Вам повезло, — прервала она его, — не всякое прошлое привлекательно.

Он кивком головы дал ей знать, что понимает ее замечание, и продолжал:

В течение миллионов лет прекрасно сохранились микробы и те растения, которые разрушались ими. Все замерло под прозрачной смолой ископаемых хвойных деревьев. Этот кусок янтаря лучше всяких раскопок говорит о былом.

Она ничего не ответила. Свиридов беспомощно огляделся и, увидев продавщицу, разносившую мороженое, поспешил предложить своей спутнице угощение.

— Как это вам пришло в голову? — все еще не отделавшись от своих дум, спросила опа. — Мне только что захотелось мороженого.

— Я всегда угадывал ваши желания, — с необдуманной поспешностью ответил он и тут же добавил: — по крайней мере — этого хотел.

— Не всегда, — поправила она его. — Далеко не всегда.

И во втором и в третьем акте Александра Александровна напряженно следила за игрой артистов, часто вздыхала и время от времени роняла отрывистые замечания.

Свиридов начинал терять терпение: откуда эта чувствительность? Александра Александровна всегда была трезвой и рассудительной, прекрасно отделяла действительность от фантазии. Говорят, женщины с годами меняются. Возможно. Он ведь много лет не видел ее. Ему не следовало идти сегодня в театр, теперь жди, когда этот сплин пройдет у нее. Было бы от чего приходить в расстройство — пустая история, лишенная всякой достоверности.

— Посмотрите, как ученый бесцеремонно обращается с цветочницей, — шепнула она ему. — В его глазах она — существо без вкусов и желаний… Как это напоминает мне наше с вами знакомство…

Свиридов с удивлением взглянул на нее и ничего не ответил. Его собственное поведение у дверей театра не было столь блистательным, чтобы спустя двадцать лет его защищать. Так вот что ее занимает: она увидела в этом аналогию. Какой сомнительный источник для размышления! «Нас все соединяет, — вспомнил он слова Тургенева, — сходство жизненных судеб, одинаковость убеждений…»

— Взгляните на мудрого воспитателя, — снова шепнула ему Александра Александровна, — с каким холодным бездушием формирует он поведение цветочницы и как мучительны для нее его эксперименты. Нечто подобное я узнала на собственном опыте. Вы насаждали во мне любовь к тому, чем жили сами, словно ничего своего у меня не было.