Георгий Черчесов - Испытание

— Мы жили дружно. И работали вместе, и обедали за одним столом. И шутили часто… В один день они стали другими. Почему — не знаю…

— Герта! — воскликнул Притл. — Не в этой ли девушке загадка? Не она ли стала яблоком раздора?

Тонрад пришел на полчаса, а просидел в кабинете Притла до позднего вечера. Он присутствовал при допросе Герты и мистера Роллинса. Невысокая, быстроглазая, убитая горем, свалившимся на нее нежданно-негаданно, Герта была не в себе. Она не желала ни видеть никого, ни слышать. Она пыталась спрятаться от страшной правды. Мистер Притл настойчиво внушал девушке, что ей необходимо помочь правосудию, что она должна им поведать все. — Слышите? Все, до мельчайших подробностей!

Она заставила себя вспомнить первый день пребывания на конеферме. И навес, и печь, стоящая под ним, и огромный стол, за которым могла поместиться целая дюжина едоков, и малюсенький домик, в котором предстояло им жить, — все пришлось ей по душе, как впрочем и отцу, и Вольфгангу, и Фрицу. И условия контракта были не такими бесперспективными, как на прежней работе. Смущал странный россиянин с его лохматой шапкой, но при виде ее горец так покраснел, что им стало весело. И поверилось, что они сумеют поладить друг с другом, немцы и россиянин. Хозяин в тот же день отправил новых батраков на пустырь, заявив, что они еще до вечера успеют посадить пять-шесть мешков картофеля. И они поняли, что здесь хорошие деньги платят не даром: с каждого вытянут все, на что он способен.

И Герта тотчас приступила к выполнению своих обязанностей. Она успела почистить целое ведро картофеля и, свалив его в огромную кастрюлю, набила печь дровами, стала разжигать огонь взмахами фартука.

За этим занятием ее и застал Фриц. Огромный мешок с картофелем клонил его к земле, но он, балансируя под тяжестью, все-таки рискнул протянуть руку в кастрюле.

— Чем нас встретит хозяйка?

Герта шутливо замахнулась на него рукой, под тяжестью мешка он запрокинулся на бок и упал. Она смотрела на него сверху вниз и улыбалась. Фриц растянулся на мешке, блаженно заулыбался, не сводя глаз с нее.

— Хорошо у тебя. И жаром так веет.

— Нашел, чему радоваться, — не сразу уловила она в его голосе шаловливый намек — Постой денек возле печи — о холоде начнешь мечтать!

Но Фриц пронзил ее взглядом сверху вниз, бойко сказал:

— Чем жарче — тем аппетитнее!

Тут она поняла, о чем он, покачала головой:

— Бессовестный — о печи я… — Она хотела выглядеть сердитой, но разве не приятно, что Фриц явно дает понять и ей и отцу, что она ему по душе и что у него серьезные намерения? И парень он твердый, с таким не пропадешь… — Улегся! — укоризненно покачала головой Герта. — Вон уже солнце садится….

— А ты не погоняй. Не жена еще! — Фриц нехотя поднялся. — И без тебя есть кому. Ишь, с ходу нас запряг этот мистер Роллине. Взглядом так и колет, так и понукает…

— Для того сюда и прибыли, чтобы нами понукали, — задумчиво сказала Герта и вдруг лукаво сверкнула глазами: — Сегодня у нас — пир! Королевский!

— Ну да? — не поверил Фриц.

— Сперва вы попробуете панировочный сельдерей с брынзой, — мечтательно поведала она. — Между двумя ломтиками сельдерея положу сыр, сколю зубочисткой, смочу во взбитом яйце, обваляю в сухарях да на сковороду — в жир!

— Ух ты! — Фриц нетерпеливо кивнул на кастрюлю: — А там. что?

— Суп из угря, — почмокала губами Герта и торопливо стала показывать на кастрюли и сковороды: — Здесь рулет из телятины. Мистер Роллинс расщедрился — такое мясо подбросил!: Мечта!

— Вот он какой… А с виду…

— Все люди добрые и совестливые, — сказала она убежденно. — Ходят суровые, а наступит день — раскрываются, не могут утаить в себе хорошее. Наружу оно рвется. И тогда… Вот! — она кивнула на кастрюли и сковороды: — И это еще не все! Потом поставлю на стол — посредине — фаршированного…

— Гуся? — затаил дыхание в восторге Фриц.

— Не отгадал, — радостно засмеялась Герта и провозгласила: — Поросенка! С черносливом! Смазанного изнутри лимоном!

Тут Фриц что-то заподозрил и спросил:

— А баварское пиво?

— Вдоволь! — охотно подтвердила Герта. — Два бочонка! Фриц решительно приподнял крышку одной кастрюли, затем другой, добрался до сковородок, коротко убеждаясь:

— Картошка вареная… Картошка жареная… Картофельные котлеты, — и зло спросил: — А поросенка из картофеля еще не сляпала?

— Испортил все ты, Фриц, — сразу потускнела Герта.

— Поменьше фантазируй, — укоризненно покачал головой он. — Как пить дать — свихнешься, — он ткнул в ее сторону пальцем, промолвил зло, уличая в недозволенном: — А ты сама верила тому, что говорила. В тебе уже есть что-то. Не давай волю мечтам! «Мистер Роллинс подбросил мясо!» Нашла добряка. Да он на нас смотрит, как на…землю! Сунул ей в нутро картофелину — осенью, пожалуйста, полведра! А чтоб картофелина попала в землю, нам надо внутрь тоже картошечку! И на сипну — картошечку! Со всех сторон картошечка! Картошка везет картошку для картошки!

— По полмешка таскай, надорвешься, — потеплела Герта.

— Я сильный, — усмехнулся он. — Бедному нельзя быть слабым. У отца одна надежда — на мою силу. У него пять сыновей, а отправил в Америку меня. Почему?

— Отец привез меня сюда потому, что у него пет сыновей.

— А мой выбрал меня потому, что я самый сильный. Сильный! Отец знает: я не упущу своего. Мне бы только ухватиться обеими руками за хвостик своего шанса. И я не упущу его! Мышцы будут лопаться — не разожму пальцы! Зубами вцеплюсь! Ни о чем думать не буду — только о том, чтоб выдержать. И нет силы, что оторвет меня! Руби, режь руки! А я буду держать!

Герта смотрела на него во все глаза. Она верила тому, что он говорил. Весь облик его кричал о том, что так и будет в его жизни. Он выкарабкается с помощью своей силы, потому что надеяться больше не на что. Он вцепится в кончик своего счастья мертвой хваткой. Он не знает, как появится этот шанс, что позволит ему добиться своего места под солнцем, но верит, что появится. И тогда все будет зависеть лишь от него. А он уж своего не упустит. Он скорее умрет, чем проявит слабость. Неужели ничто не сможет оторвать его? И Герта спросила:

— А если человек будет тонуть?

— Я не упущу свой шанс!

— А если сестра твоя? — изумленно посмотрела на него она.

— Я закрою глаза, — Фриц закрыл глаза, и руки его мертвой хваткой вцепились в мешок. — И буду думать только о руках.

— А если мать? — сама ужаснулась своему вопросу Герта.

— Буду плакать, по рук моих не оторвать!

— Ой, Фриц, какой ты… — она отшатнулась от него, явственно представив себе эту картину. Он и не подумает броситься к матери на помощь. Только бы выкарабкаться.

— Я такой! Иначе нельзя! — он выпрямился и с вызовом глянул на Герту. — Ты держись меня. Я все тебе дам…