Георгий Черчесов - Испытание

— Очень, дорогой, нужно, — упрашивал его таксист… Майрам сразу заподозрил, что пассажир впервые за свою жизнь оказался в буфете. Он оглядывался с таким видом, будто пытался запомнить это заведение — замызганное, тесное, с множеством разнообразных запахов, по которым легко было представить себе постоянное, изо дня в день повторяющееся меню; буфет был известен многим шоферам, малярам, кондукторам и просто любителям наскоро заполнить свой желудок грубой, безвкусной пищей. Майрам глянул глазами пассажира на буфет и понял, что во второй раз этого человека ни за что сюда не затащишь. Двери буфета были открыты с шести утра до двенадцати ночи, а после такого рабочего дня кому захочется оставаться еще на час-второй, чтобы эти новенькие столы на трех ножках почистить до блеска, вымыть почерневшие полы, побелить стены, закоптившиеся от постоянного дыма, стоящего здесь от обилия курящих, несмотря на карточку с вежливой, никого не обижающей надписью: „У нас не курят!“ Но в остальном здесь было так, как положено быть в культурных заведениях. Новенькое оборудование, автоматы, выбрасывающие по желанию бутерброды с сыром, маслом, колбасой, щедро поблескивающей жировыми прослойками, а иногда и с икрой, подозрительно жесткой, но кто в наше время на это обращает внимание? Здесь были и кофейные аппараты, которые время от времени работали. Но главное, что привлекало сюда дневных и ночных посетителей — это стоящие в ряд огромные бочки, из которых наполнялись кружки пивом трех сортов: жигулевским, осетинским и бархатным. Ты мог, и не пробуя пива, определить, которое из них свежее — по длине очереди. Сперва начиналась охота за кружками, требовалось как минимум по три на нос, собирая их по столикам, садя мыл и, дождавшись очереди, наполнял до краев, тут же оплачивал сидящей с брезгливым видом кассирше и пробирался к столику, что был окружен не так плотно — оставался шанс протиснуться к краю и поставить свои кружки, потеснив; чужие. Смотреть на случайных соседей по столу не следовало, иначе заговорят, с ходу найдется один из тех, кто никуда не спешит и может целые дни проводить за кружкой пива. Стол чуть ниже тебя, ты можешь только облокачиваться на него и дать отдых своим конечностям, переступая с ноги на ногу…

Именно это обстоятельство — отсутствие стульев и столы, предназначенные для скорейшего проглатывания пищи, — озадачило спутника Майрама. Он стоял у круглого стола, который на их счастье только что покинула группа строителей ночной смены» и, вытаращив глаза, поглядывал по сторонам. И вид у него стал растерянный.

Майрам здесь может не только наскоро перекусить — что это значит для тех, кто вечно в пути, оценит только шофер, — здесь он всегда может заполучить два огурчика, воблу и бутылочку, стыдливо завернутую в бумагу. Так что пиво у Майрама — не основная цель посещения буфета.

Пока пассажир приходил в себя, Майрам успел заполучить свои малосольные огурчики, воблу и разлил по граненым стаканам содержимое невидимой под огромным слоем бумаги бутылки. Разливая, поглядывал, чтобы не оказался случайно сотрудник ГАИ — этот буфетик ими облюбован, что доподлинно известно всем таксистам.

— Газетку забыл, — огорчился Майрам и спросил пассажи ра: — Нет, друг? — У таких всегда в кармане или в руках находится газета.

Но тот удивленно пожал плечами и невинно спросил:

— Зачем?

— Почитать, — усмехнулся таксист и направился к газетно-1лу автомату.

Автомат, охотно проглатывая монеты, с третьего захода выбросил газету. Пассажир, кивнув на нее, с сочувствием уточнил:

— Несвежая.

Чудак! Не думал ли он, что Майрам привел его сюда для того, чтобы провести политинформацию? Таксист оторвал клок газеты и стал тщательно мять ее в кулаке…

— А-а, — стыдливо покраснел пассажир и тут же осторожна оглянулся, определяя, не вызвал ли жест Майрама насмешек посетителей. Но здесь не ресторан. Кому до них дело? Все заняты пивом и бутербродами. Когда же Майрам всунул тщательно смятый кусок газеты в стакан с водкой и пальцем утопил его, незнакомец не смог скрыть своего изумления и неловко пролепетал:

— Ага… А я думал… — и осторожно спросил: — Для чего это?

— Вкуснее, — улыбнулся Майрам, довольный, что и он может этого профессора, как он назвал его про себя, чему-либо научить, и прошептал: — Как жена твоя, возражает, когда ты опрокидываешь стаканчик в себя?

— Не знаю, — признался пассажир. И это для него новинка!

— Верное средство против автоинспекции и сердитых жен, — кивнул он на заполнившую стакан газетку. — Таким макаром хоть литр пей, а потом смело дыши в нос инспектору. Ничего не учует! А жена тем более. Принесут на руках домой — и то не поверит, что от выпивки, потому как запах будет нормальный, — и кивнул ему на стакан. — Может, и тебе? Проверено…

— Не надо, — торопливо отказался он…

— А мне надо, — Майрам поднял стакан. — Твое здоровье, друг!

Чокнулись. Выпили. Майрам быстро и привычно. Пассажир — морщась, задыхаясь, но стараясь утаить от таксиста свою необразованность по этой части. Опорожнив полстакана, он забыл о намерении быть на уровне с Майрамом, торопливо схватил с тарелки огурец, который захрустел на его зубах жалостливо и обреченно.

Чтобы скрыть улыбку, таксист стал вновь наполнять стаканы. Пассажир лихорадочно отодвинул свой, отрицательно покачал головой — он еще не отошел от немоты, сковавшей его от первого бокала. Нет, с Майрамом такие шутки не проходят. Дело гостя войти в дом, дело хозяина, когда он его выпустит из дома! Майрам отнял у него стакан и налил себе и ему поровну. Вновь оторвал от газеты клок. На сей раз выпил за чудо-пассажира, который со страдальческим видом смотрел ему в лицо.

— Крепкий вы, — с уважением и завистью произнес он и вздохнул: — Счастливец…

«Посмотрите на него! — воскликнул мысленно Майрам. — Он меня считает счастливым! Я с ним стесняюсь разговаривать, такой он серьезный и умный, солидный и ученый… А он чуть ли не согласен поменяться местами со мной!» Майрам представил себе, как он сидит в такси, расслабившись на нежном сиденье, а за баранкой незнакомец в светлом дорогом костюме и шляпе… Майрам окинул его взглядом и весело усмехнулся. Профессору это не понравилось. Он насупился, помолчал, почесал бровь:

— Когда ты меня хотел обмануть, в тебе совесть не роптала?

Ничего такого Майрам не чувствовал и потому пожал плечами, хотя понимал, конечно: нехорошо, что ан не ощущал угрызений совести. Но Майрам не стал распинаться в своем раскаянии и заговорщически подмигнул пассажиру:

— Не я один. Ты ж тоже хотел меня обмануть. Сидел так, будто ничего не замечаешь. Про себя, наверно, улыбался. Жизнь такая. Мир на обмане построен, так говорит Волкодав.