Георгий Черчесов - Прикосновение

— А что же власти? — развел руками Тотырбек.

— А что они сделают? Уговаривали, грозили судом, ничего не помогает… В двадцать втором году кулаки банду собрали, напали на переселенцев. Но к этому времени у нас уже был свой отряд самообороны. Настоящий бой разгорелся. У них и у нас были раненые. С тех пор вот так и ходим с винтовкой: в поле с винтовкой, в лес — с винтовкой, в район — с винтовкой… Ночью дозорных выставляем… От кулаков свое добро бережем…

— А здесь кто? — указал на третью могилу Тотырбек.

— Володя Тиоев, тоже погиб, но не от пули. У подводы отвалилось колесо. А он спешил на поле с семенами. Сам решил поставить колесо… Поддел плечом подводу, колесо надел, но внутри, видно, что-то оборвалось. Ему бы возвратиться домой, отлежаться, а он жадный был до работы, отправился в поле… Потом плохо стало, пока везли в район к врачу — помер…

Тотырбек оглядел кладбище. Три могилы. Трое переселенцев, не успев обжиться на новом месте, нашли себе вечный покой. Неужели еще кого-то ждет, притаившись, смерть? Это не дело — жить с винтовкой в обнимку. И, кажется, в чем виноваты переселенцы? В том, что в горах земли не хватает? В том, что здесь ее много? Советская власть доброе дело делает — приняла решение о переселении безземельных горцев с гор на плоскость. У кулаков отобрали землю и раздали ее беднякам. Так решил съезд безземельных горцев еще в октябре двадцать первого года. Были созданы специальные комиссии, которые на местах определяли, у кого из кулаков сколько земли отрезать. Кажется, все по закону и справедливости. А вот не дают кулаки спокойно работать. Мечтают о том, чтобы выжить переселенцев. И приходится горцам держать в руках винтовку и во время пахоты, и во время отдыха, и даже ночью выставлять дозоры… Скрытно совершают свои преступления кулаки. Как милиции напасть на их след? Как искоренить преступников, отвадить от Ногунала? Придется и с этим бороться… Думал, придешь сюда — и сразу тебе преподнесут все готовенькое: и дом, и землю, и все радости жизни, усмехнулся Тотырбек. Нет, так не бывает. Счастье свое надо ковать самому. И много еще усилий придется приложить, чтобы жизнь стала такой, о какой ты мечтаешь…

В последующие два дня Тотырбек, знакомясь с переселенцами, слушая их, непрестанно удивлялся несоответствию между жизнью, царившей в Ногунале, и душевным состоянием его жителей. Поселенцы говорили громко, жесты у них были размашистыми, речь отрывистая, резкая, какая бывает у людей знающих, что впереди ждут радости. Было такое впечатление, будто готовится кувд, на котором их ждут почетные бокалы и физонаг. А взглянешь на домишки и землянки — и сердце сжимается от тоски. Во дворах хилые лошади. Детишки в рваной одежонке, но веселы, бодры, звонкоголосы…

Откуда же у них эта радость жизни, эти горящие счастливым огнем глаза? Откуда у них сила духа, бодрость и уверенность в завтрашнем дне? Откуда?

— …Итак, все подписи есть, — на третий день пребывания хохкауцев в новом ауле сказал Тотырбеку председатель сельсовета Андрей Кокуев. — Теперь вы полноправные жители нашего нового села. Мы вам поможем поставить землянку на первое время, выдадим вам денежную ссуду. Сегодня же обретете земли… Тебе, Умар Гагаев, положено на шестерых; тебе, Агубе Тотикоев, — на четверых; Уразмагу Гагаеву — на двоих, и тебе, Тотырбек, на одного… Извини, женишься — сразу добавим… Заимообразно можем ссудить семена… Правда, у нас их очень мало…

…В тот же день Тотырбека, Умара, Урузмага и Агубе повезли в поле. Хохкауцам не терпелось поскорее увидеть поля. Они ошалели при виде необъятных, простиравшихся до самых гор, полей. Чувство, охватившее их, было близко к страху. Кетоеву, Агубе и Гагаевым казалось, что их везут на подводе по владению какого-то великана. Давно Умару не дышалось так привольно. Он верил и не верил тому, что видел. До него едва доносились голоса сопровождавших: Андрея Кокуева и двух его помощников. Они шумно переговаривались и порой обращались к хохкауцам, но те ничего не слышали. Андрей подмигнул друзьям, кивнув головой на новых переселенцев. Те понимающе усмехнулись. Им это чувство было знакомо. И сами они когда-то точно так же, открыв рты, зачарованно глядели на поля.

Наконец Андрей остановил лошадь и, дождавшись, пока все сойдут на землю, широко зашагал по еще не вспаханному полю, а потом, внезапно остановившись, показал пальцем в воткнутый в землю колышек и небрежно бросил Умару:

— Отсюда начинается твой участок и простирается до следующего колышка.

Пожилой горец, страшно волнуясь и дрожа всем телом, устремил взгляд вперед и стал искать границу участка… Он искал второй колышек и никак не мог отыскать его.

— Я не вижу, — застонал он, обращаясь к Андрею.

— Так отсюда и я не вижу, — улыбнулся Кокуев и опять подмигнул друзьям: — Ты уж не поленись, уважаемый Умар, сделай шагов пятьсот — и тогда увидишь впереди колышек…

— Пятьсот?! — ахнул Умар.

— Это в ширину, а в длину — вдвое больше. — И Андрей махнул рукой налево…

Бедный Умар! Он чуть не упал от неожиданности.

— Это все мое?! — выдохнул он.

— Твое, Умар, твое, — подтвердил Андрей и махнул рукой направо. — А по эту сторону твоя земля, Урузмаг. А рядом твоя, Тотырбек, а соседом с тобой будет Агубе…

Теперь пришла очередь волноваться Тотырбеку. Урузмаг изумленно изучал свой участок… Агубе стоял, положив ладонь на грудь, чтоб не выскочило на радостях сердце, и не мог оторвать глаз от земли.

— И я могу ее пахать?! — закричал Умар.

— Можешь, — засмеялся Андрей.

— Я могу что хочу здесь посеять?! — вопрошал Умар срывающимся голосом.

— Сей, что хочешь, — отвечал Андрей.

— И урожай будет мой?! — все еще жаждал убедиться, что над ними не подшутили, Умар.

— Конечно, твой! Чей же еще?

Тотырбек больше не слышал ни вопросов Умара, ни ответов Андрея, ни доброжелательного смеха новых односельчан… Он смотрел на поле, и в ушах его гремело: «Моя земля! Мой урожай!» И он широко вздохнул, отгоняя слезы, невольно навернувшиеся на глаза, взмахнул руками, как бы обнимая жаждущую плуга землю, и вдруг закричал на все поле:

— Эй вы, кулачье! Попробуйте напугать меня! Не выйдет по-вашему! Не видать вам этой земли, не видать!..

Он стоял в кругу громко веселившихся от счастья горцев, размахивал кулаками и громко, на все поле кричал слова о любви, о дружбе, о земле. В какой-то миг он как бы со стороны взглянул на себя и ахнул: теперь и он, Тотырбек, был похож на этих странных поселенцев, радости которых он удивлялся прежде… Да, да, теперь и он чувствовал ту же радость, что и они. И пусть и у него пока вместо хадзара будет землянка, он не станет жаловаться на судьбу, не будет роптать, потому что все это мелочи. У него есть земля! Своя земля! Участок, края которого не видать! А когда есть такая земля, ничего не страшно. Есть земля, есть руки, есть воля — будет и достаток, будет и счастье.