Георгий Черчесов - Прикосновение

— И это было, — возразил Андрей. — Целую делегацию направляли…

— И не один раз! — подхватили переселенцы.

— Ничего не получилось. Не хотят жить с нами дружно. Вот и приходится показывать им, что мы за себя умеем постоять… — поднял свою винтовку рыжий осетин.

— Хватит разговаривать, давайте трудиться, — схватил с земли лопату другой.

— Говорить языком оружия — не велика премудрость, — покачал головой Тотырбек, — завоевать душу — дело трудное… А ведь нам представляется благоприятный случай, а мы проходим мимо…

— О чем ты? — спросил Андрей.

— Прийти к людям — значит показать свою доброжелательность, когда у них горе, — произнес Тотырбек и решительно добавил: — Хорошо, что вы на зиу собрались, только зиу сегодня следует провести там, в станице! — показал он рукой на восток. — У казаков-погорельцев!

Толпа умолкла.

— Это надо сделать! Надо! — решительно наседал на односельчан Тотырбек. — Подумайте хорошенько. Как бы вы восприняли, если бы вдруг казаки к нам пришли на подмогу? Хотите или не хотите того, а в душе вы обязательно были бы благодарны им.

— Не примут они нашей помощи, — решительно заявил высокий осетин.

— Примут! Примут! — убеждал Тотырбек.

— Надо бы предварительно гонца направить, предупредить их, — предложил Андрей.

— Гонца ни за что! — возразил Тотырбек. — Вот тогда и могут отказаться. Надо прийти неожиданно, прямо сейчас с лопатами, ломами, топорами, молотками направиться в их станицу, к сгоревшим домам…

— Они нас там так встретят, что назад дороги не найдем, — выпалил рыжий осетин.

— Неладное задумал, Тотырбек, неладное! — говорили в толпе.

Возражали многие. Одни — тихо, другие — громко и настойчиво. Так бы и отвергли предложение Тотырбека, если бы не вмешался один из первых переселенцев, пожилой осетин Кайсын Бутоев. Его уважали сельчане. Степенный, вдумчивый, он нравился людям своей рассудительностью. Сельчане не раз голосовали за то, чтобы он вошел в сельсовет, но Кайсын резко возражал, говорил, что его место не в кресле, а на поле… И вот именно он теперь поддержал Тотырбека, громко заявив:

— Может, казаки и заставят нас повернуть назад, а может, и нет. И сколько бы мы ни драли здесь глотки, наперед никто не ведает, как поступят станичники. Поэтому не спорить нам надо — действовать. Прав Тотырбек: попытаться понять друг друга нам со станичниками следует. И случай подходящий. Ведь и у казаков есть такой же обычай — оказывать помощь погорельцам, так что они нас поймут. — И он закончил: — Веди, Тотырбек, я иду с тобой!..

И сразу все изменилось. Теперь люди обсуждали не то, идти им или нет, а то, как им идти.

— Если вот так появимся, с топорами и лопатами, казаки всякое могут подумать, — рассуждал вслух Андрей…

— Это верно, — поддержал его Кайсын. — Представьте, к нам бы направилась сотня мужчин с топорами и лопатами, — мы тоже неладное бы подумали, приготовились бы к отпору…

— Как же быть? Гонца, видимо, все-таки надо…

— Я знаю, как быть, — выступил вперед молоденький осетин и задорно обвел всех глазами. — Я поеду впереди и буду играть на гармошке!..

Вокруг раздался смех. Переселенцы весело похлопывали по плечу гармониста.

— Молодец! Правильно придумал…

— С гармошкой на плохие дела не ходят!..

— С музыкой пойдем.

— Глядишь, и танцы устроим…

— А что скажет о походе наш секретарь партийной организации? — спросил напоследок Андрей.

— Я поеду с вами, — поднял глаза от земли невысокий осетин в белой войлочной шапке…

Люди, в видавших виды черкесках, стареньких пиджаках, оснащенные примитивными орудиями труда, двигались по пыльной дороге под задорные звуки гармошки. Толпа приближалась к станице, вызывая в ней переполох. Забегали казаки из хаты в хату, торопливо выскакивали на крыльцо полураздетые, приставив ладони ко лбу, всматривались в приближающееся шествие. Одиноко звучащая гармонь не могла, как на это надеялись переселенцы, разогнать вспыхнувшую тревогу. Много обид нанесли станичники своим новым соседям. Неужели те решились на ответные действия? Среди бела дня? На виду у всего народа?!

— Беги до соседей! — кричал жене бородатый казак, запихивая рубашку в брюки. — Пущай обрезы да шашки хватают и тотчас сюды. На околице их надо остановить, не то разгромят хаты. Скорее, баба! — Сам он метнулся в сенцы, подпрыгнул, ухватился за притолоку и забрался на чердак. Пошуршав в сене, он через полминуты спрыгнул сверху, держа в руке старенький карабин. Старательно и нежно поводя ладонью по затвору и стволу, он отряхивал ружье от соломинок. Выскочив из хаты, увидел у плетня детей, заорал благим матом: — В хату, бисово отродье! Притаитесь, — и чтоб ни один не вылазил, покуда сам не скажу! Брысь, чертенята!

Ребятишки, толкаясь, стремглав бросились к крыльцу. Над станицей взвился бабий плач. Раздался зычный окрик, и плач умолк… Вдоль заборов замелькали фигуры казаков: у кого в руках обрез, у кого заржавевшая шашка, ружье…

— Сбор на площади! — неслось отовсюду.

— Сюда! Сюда! — звал бородатый казак.

— На площади сбор! На площади! — неслось в ответ.

Звуки гармошки приближались. Казак чертыхнулся, бросился к окну, закричал:

— Выходь! Выходь, бисова детвора, из хаты на улицу!

Уже можно было различить лица переселенцев. Бородатый казак, подгоняя перед собой детишек, подхватив на руки малышку, побежал к площади. Винтовка отчаянно подпрыгивала у него за спиной.

— А хата? — рванулась навстречу казаку его жена, выскочившая из калитки соседей.

— Черт с ней! — разозлился казак. — Не видишь! Сбор на площади! Догоняй!

Казачка метнулась было к хате, но в это время на окраине станицы появилась толпа осетин, и, увидев их, баба с визгом бросилась вслед за мужем и детишками…

К площади отовсюду сбегались станичники, на ходу заряжая винтовки, натягивая сапоги, облачаясь в рубашки… Стоя вдоль плетней, казалось, готовились к бою.

— Без приказа не стрелять! Без приказа не стрелять! — надрывался конопатый казак — председатель колхоза. — Надо бы в район гонца! Эй ты, Петро, хватай любого коня и скачи в район! Быстро!..

Толпа переселенцев двигалась по пустынной улице.

— Ой, братцы, что будет? — вздохнул кто-то.

— Цыц ты! — крикнули на него.

— Надо бы переговоры с ними провести, — озабоченно сказал председатель колхоза и приказал: — Те, кто с винтовками, на дорогу выходи, братцы, на дорогу, пересечь им путь следует… Но без моей команды не стрелять… Я сперва говорить с ними буду…

— Они тебя, Никитич, слухать не станут… Ишь как наяривают на гармони…

— Бодрятся.

Казаки напряженно ждали приближающихся переселенцев, всматривались в их лица.

— Казаки, а ведь они лыбятся! — раздался ошеломленный голос.