Николай Бондаренко - Будни и праздники

— А чего я? У вас бригадир есть — ему и отдайте свои заявления.

Джахангир сунул пачку заявлений Хафизову, но тот отдернул руку. Тогда Джахангир попытался приткнуть их за лацкан пальто Махмудову, но тот тоже увернулся. Рабочие насмешливо поглядывали на растерявшегося начальника.

Стыдливо потупившись, Назар боковым зрением видел эту унижающую его достоинство картину, понимал, что сейчас надо убедительно все растолковать, но не находил слов; сознавал, что надо как-то действовать, но не знал, как.

Джахангир крутил в руках заявления и угрожающе хмурился, выбирая, на кого бы направить гнев.

— Я подпишу, — забрал бумаги Назар.

— Ты что? — возмутился Джахангир. — С кем работать станешь?

— Новых наберем.

— Где?

— Найду.

— А… Ну, тогда командуй, — обрадовался Джахангир и направился к машине.

Машина выскочила за ворота. Из-под колес вылетали ошметки мокрого снега.

Назар вышел с бригадного двора, не обращая внимания на недоуменно взиравших на него рабочих. Он видел, что его поведение ошарашило их, но оставаться с ними ему не хотелось. Он торопливо зашагал к зданию дирекции совхоза.

С директором совхоза Турсуновым Назар встретился в коридоре.

Тот оглядел Назара с покровительственным видом, пожал ему руку и повел за собой в кабинет.

— Смелее заходи. Ты теперь руководитель, дела у тебя служебные, а для решения служебных дел мои двери всегда открыты.

Турсунов был невысокий, круглолицый сорокапятилетний мужчина. Одевался он скромно, ничем не выделяясь среди других руководителей совхоза, был строг, порой — даже очень строг, хотя любил и пошутить с подчиненными, и пространно поговорить за дастарханом. Кабинет его ничем не примечателен: обычное казенное помещение со стандартной мебелью.

Директор сел за стол и предложил Назару располагаться за приставным столиком. Многозначительная улыбка не сходила при этом с его лица, и Назар понял: знает про стычку у Шалдаева.

— Спасибо, Марат Касымович, сяду.

— Бригаде тебя представили?

— Только что. Спасибо за доверие. Постараюсь оправдать…

Директор сосредоточенно рассматривал Назара и размышлял: что нашел в нем Рузметов? Почему выделил из всех? В совхозе таких десятки. Может, родственник его? Заговорил мягко, покровительственно:

— Да уж постарайся. Сам первый секретарь райкома рекомендовал поставить тебя бригадиром. Он вам родственник?

— Он не родственник мне.

— А для нас не имеет значения, — нахмурился директор, — родственник или друг семьи. Главное — деловые качества. Я тоже хотел тебя повысить, наметил другое для тебя место. Но это будет, пожалуй, лучше. Ты сам попросился в бригадиры?

— Нет. Я вообще не просился, — оправдывался Назар. — Саид Рузметович стал расспрашивать, почему у нас в совхозе безнарядной бригады нет.

— Как так нет? Есть же у нас безнарядная бригада.

— Я тоже сказал: есть. А он сказал: очковтирательство у вас, а не бригада. Тогда я ему сказал, что не знаю…

— А он? Что он сказал?

— Он сказал: зачем в партию вступаю, если не знаю ничего. — Назар чувствовал, как из-под бинтов и шапки, прикрывавшей повязку, побежали ручейки пота. — Почему не контролируете деятельность администрации, сказал. А когда стал про безнарядку расспрашивать, я сказал, что энтузиаст нужен для первой бригады. Потом можно будет ставить бригадиром любого, а на первую — энтузиаста. Он тогда поручил мне создать такую бригаду, сказал: это партийное поручение.

— Энтузиаст, значит. Ну-ну. А это, — директор кивнул на голову Назара, — первые шишки? В милицию заявил?

— Что вы, Марат Касымович. Бекташ меня с детства колотит — и ничего.

— Все не повзрослеете. Ты прекращай ребячество. Сейчас ты — бригадир, руководитель коллектива. И вести себя надо подобающе. Зарплата, льготы, премии — все в твоих руках.

— Я понимаю.

— Ничего ты еще не понимаешь. С подчиненными дружбу не води, не заигрывай. А то надо будет приказать, тебя не послушают, скажут: свой человек, обойдется.

— Хорошо, Марат Касымович, я постараюсь использовать ваш опыт.

Назар старался быть почтительным и покладистым. А в душе ругал себя за эту покладистость, потому что должен был проявить сейчас противоположные качества. Но как?.. Понимал он унизительную нелепость своего положения, а не мог преодолеть себя.

— И вообще, держись от них подальше, — наставлял Турсунов совсем уже по-отцовски. — Твои друзья теперь — бригадиры, заведующие отделениями. А с рабочими — строже, официальнее: легче будет подгонять.

— А у нас другая будет бригада, — все же осмелился Назар высказать то, что думал, — не надо никого подгонять.

— Ишь ты, психолог! Подгонять придется. Меня подгоняют, я тебя буду подгонять. Так жизнь построена. Не нравится слово — замени. Скажем, стимулируй. В переводе с латинского «стимул» — это палка с острым концом.

— Марат Касымович, а можно… я без палки попробую?

— Да ты еще умник ко всему. Вот молодежь пошла! — Директор разглядывал Назара, как диковинный экспонат в музее. — Что им законы природы! Миллионы лет человечество подгонялось палкой.

Директор склонился над столом и потянулся к письменному прибору, почти лег животом на стекло. Он взял авторучку, повертел ее в руках и, показав ее Назару, принял прежнее положение.

— Вот… Хочешь получить игрушку — ручку или автомобиль — поработай. Вещи двигают прогресс. Что морщишься?

— Я не согласен, — осмелел Назар.

— Ничего, история от этого не пострадает. А вот будешь плохо работать — получишь выговор, провалишь план — выгоню! Разглагольствовать не стану. Хватит нам говорунов, ты дело дай.

И Назар решился: достал из внутреннего кармана пальто аккуратно сложенные листки договора, развернул их и положил на стол.

— Подпишите договор.

— Это потом.

Взглядом директор показал, чтобы Назар забрал бумаги.

Под действием этого категоричного взгляда Назар взял их, но, спохватившись, опять положил на стол.

— А это типовой договор. Только подпись нужна — и все.

— Все?! Как просто. А технику тебе надо?

— Надо. Тут записано.

— И новую?

— Ну… работающую.

— А говоришь, подписывайте — и все! С такими делами торопиться нельзя, — подчеркнул директор. — И запомни: у руководителя положение особое, как на море. Когда один в лодке, можешь грести как хочешь, кидать ее в любую сторону. А встал за руль океанского, парохода, тут уже не кинешь его то влево, то вправо. А наш совхоз и есть такой пароход: тысяча человек на палубе с детьми и стариками. Нам с тобой нужна особая осторожность. Люди-то не хотят идти в твою бригаду, увольняются, называют ее не безнарядной, а безденежной.

— Они еще не знают про выгоды. Думают, зарабатывать станут меньше, а у нас больше будет заработок.