Николай Бондаренко - Будни и праздники

Он воспринимал Супруга как врага — причем, врага более слабого. В зависимости от степени слабости менялась доля презрения к нему, каковое проявлялось либо в чистом виде или смешанное с раздражением, реже — определенной жалостью. А если Супруг оказывался сверх ожидания проницательным и активным, что затягивало осуществление планов Дон-Жуана, то в сочетании со злобой. Но презирал Супруга он всегда. Потому что в единоборстве с ним не знал поражений.

Столетия струились мимо него… то ли он проходил сквозь века — блистательный, несравненный и непобедимый, воспетый в легендах. Дон-Жуан!

В этот городок его привел мимолетный случай. Ранняя осень, будто юная вдовушка в накрахмаленном кринолине, пугливо шелестела опавшими листьями, пахнущими нежной пылью. Дон-Жуан поднял один из них — большой хрупкий лист был похож на усохшую морскую звезду… Задумчиво подержав в пальцах, Дон-Жуан отбросил в сторону багряный лоскуток осени, который тихо лег на землю…

…К вечеру того же дня он вылез из белого «Москвича» в районе речного порта на Амударье. Река влекла тяжелую глинистую воду, покачивающую несколько буксиров, ошвартованных у причалов. Неподалеку от них, под обширным навесом, состоящим из ромбов цветного пластика, за столиками сидели люди.

Дон-Жуан с удовлетворением отнесся к приглашению быть гостем на свадьбе в дружном коллективе портовиков: подобные праздники всегда находили живейший отклик в его душе. Тем более, что за прошедший день он изрядно проголодался…

За столиком, куда подвели Дон-Жуана, уже сидели три человека. Двое ничем не сохранились в его памяти. Третий был рыжим зеленоглазым парнем в клетчатой ковбойке, чуть не до середины расстегнутой, благодаря чему перед глазами Дон-Жуана синел якорь, выколотый на мощной груди речного моряка.

Небрежно бросив шляпу на стоявший неподалеку свободный стул, Дон-Жуан сел. Рюмок на столике не наблюдалось — водку пили из до половины наполняемых стаканов. После второго Дон-Жуан снисходительно осведомился у зеленоглазого, которого посчитал единственным, достойным какого-то внимания:

— Прошу прощения, сеньор… ваше имя?

— Кузя… Полностью Кузьма, — с готовностью сообщил тот. — А ты?

— Дон-Жуан.

— Во дает! — удивился Кузя.

Он хотел что-то уточнить, но промолчал. Кузя был мотористом одного из буксиров, которые сейчас стояли у причала. В дальнейшем разговоре Дон-Жуан упомянул, что сезон отработал у побережья Камчатки мотористом сейнера, на котором он оказался, преследуя краснощекую разбитную бабенку, распоряжавшуюся камбузом — бог мой, в каких только местах и сколько профессий не переменил он за сотни лет! Это внушило Кузе нечто вроде преклонения перед новым знакомцем: вероятно, не существует речника, который явно или тайно не мучился бы белой завистью к морским волкам…

Поддерживая тосты, Дон-Жуан почти забыл о нехитрой снеди, каковой следовало закусывать. А потому начал пьянеть.

Тем временем свадьба шла освященным традициями чередом. Периодически звучали тосты, раскрасневшиеся гости вразнобой провозглашали «горько!». Приземистая скуластая невеста Дон-Жуану не приглянулась. До жениха ему вообще дела не было: при всех условиях тот являлся эфемерностью…

А когда заиграла музыка и на площадке перед столиками запрыгали танцующие, вдруг появилась Женщина! Красное платье с приколотой на высокой груди желтой розой облегало статное тело, черные волны волос плескались по гибкой спине…

— Откуда она здесь? Прекрасная Кармен?! — впившись в нее расширившимися глазами, вскричал Дон-Жуан.

— То жена. Начальника порта, — флегматично разъяснил изрядно осоловевший моторист Кузя.

И сообщил информацию, которую собеседнику следовало принять к сведению:

— А вон ее муж.

Большой палец правой Кузиной руки указывал в угол площадки, где за столом, несколько особняком, сидели несколько серьезных мужчин. Крайний из них, прямой и строгий, возвышался над остальными.

— Фортуна, ты всемогуща! — сквозь зубы пробормотал изумленный Дон-Жуан. — Опять Командор… Но если он — супруг Кармен, то где Донна Анна? Странно… Впрочем, Командора можно понять: в каждой из них своя прелесть!

— Чего? — неверной рукой нанизывая кружок соленого огурца, переспросил Кузя, не расслышавший сентенции Дон-Жуана.

Тот, не собираясь ничего разъяснять, высокомерно глянул на моториста. Опять загудела музыка. Легко, несмотря на опьянение, поднявшись со стула, Дон-Жуан столь поспешно устремился туда, где горел маяк красного платья, что шпага, ударяясь о его бедро, описывала в воздухе беспорядочные зигзаги…

Кармен оживленно беседовала с мужчиной, который выделялся среди остальных черным галстуком-бабочкой. Остановившись подле, неуловимо легким и нежным движением Дон-Жуан коснулся ее руки. Кармен обернулась — и ее лицо немедля приняло неприступное выражение. Дон-Жуан склонился в галантном поклоне:

— Сеньора, разрешите вас пригласить…

— Простите, но неужели вы не видите, что я занята? — холодно произнесла Кармен. — Ваша самоуверенность меня удивляет… Или вы впрямь считаете, что столь же неотразимы, как об этом гласит легенда?

— О, нет, изумительная Кармен! — с тонкой улыбкой возразил Дон-Жуан. — В легенде сообщается далеко не все, на что я способен… Поэтому уверен — ты найдешь для меня время! Если не сию минуту, то чуть позже…

— Никогда! — сверкнула очами Кармен, резко отворачиваясь от него.

И сразу же звонко захохотала, продолжая разговор с обладателем галстука-бабочки.

— Посмотрим, — процедил Дон-Жуан, летящей походкой направляясь к своему столу.

…Не обращая внимания на Кузю, который, вернувшись откуда-то, плюхнулся рядом, он ждал, когда завершится танец. Кармен танцевала с тем же мужчиной в пиджаке до колен и «бабочкой». Дон-Жуан, скривив губы, смерил его пренебрежительным взглядом.

Он мысленно прикидывал — когда снова пригласить Кармен. Но чей-то бодрый голос внезапно воззвал:

— Внимание! Дамский вальс… Товарищи женщины! Приглашайте мужчин! А мужики не вылезайте, покуда не позовут… Пра-а-ашу!

Подобный вариант никак не устраивал Дон-Жуана: не сомневаясь в победе, он после резкого отпора Кармен все же считал, что она еще не созрела для того, чтобы самой сделать следующий шаг. Полуобернувшись к мотористу, который, кажется, дремал с открытыми, бессмысленно остекленевшими глазами, Дон-Жуан задумался. В этот миг голос Кармен произнес:

— Я к вашим услугам, Дон-Жуан! Кажется, вы хотели мне что-то сказать?

О, эта пленительная смена настроений и непредсказуемость поступков! Она стояла рядом и улыбалась ему, и в ее сияющих глазах светилось обещание, которое при благоприятных стечениях обстоятельств не нарушается никогда…