Александр Винник - Приметы весны

У Кати от злости дернуло губы, она с ненавистью взглянула на Щетинина, но, вспомнив о Михо, сдержалась.

— Сейчас узнаю.

Спустя минуту она возвратилась и положила перед Щетининым плотный листок. Щетинин вынул из футляра очки, не спеша протер стекла, аккуратно заложил дужки за уши. Потом открыл ящик стола, вынул сигарету и лезвие безопасной бритвы. Определив на глаз середину сигареты, разрезал ее пополам. Одну половинку положил обратно в ящик, другую вложил в толстый янтарный мундштук. Аккуратно смел со стола в подставленную ладонь крохи табака, раскурил сигарету, два раза хлюпнул носом и только после этого взял в руку карточку.

— «Сокирка Михаил Игнатович», — прочел он вслух.

— Сокирка, — тихо проговорил Михо и снова почему-то начал расстегивать пальто.

— Хорошо, садись, сейчас поговорим, — сказал Щетинин и, словно только сейчас заметив Чернова, грубо спросил его: — А тебе чего?

«Ух и шкура! — со злостью подумал Виктор. — Как только мог сохраниться такой бюрократ? Точно, как в „Крокодиле“ рисуют».

— Я с Михо… С товарищем Сокиркой, — сказал он. — Помогаю устроиться на работу. Товарищ Гнатюк говорил…

— Протекцией, значит, занимаешься, — иронически бросил Щетинин. — Если у человека всё в порядке — ему протекция не нужна. Без помощи обойдется. Ты подожди в приемной, я сам займусь с товарищем Сокиркой.

Слово «товарищ» он произнес подчеркнуто вежливо, точно передразнивая Чернова, и два раза хлюпнул носом.

— А чего я буду ждать там? — возразил Чернов. — Я тут лучше постою, послушаю.

Но Катя, зная, что ссора со Щетининым только осложнит дело, сказала Чернову:

— Выйди, Виктор, и подожди.

Щетинин окинул ее недобрым взглядом, но промолчал.

Когда Виктор вышел, Щетинин спросил Михо:

— Значит, национальность — цыган?

— Цыган, — подтвердил Михо.

— Социальное происхождение?

Михо не понял и умоляюще взглянул на Катю. Она улыбкой успокоила его и ответила Щетинину:

— Какое же у него социальное происхождение? Из табора он, с отцом ходит, слесарничает, лудит…

— Частник, значит?

Катю взорвало.

— Да что вы пристали к нему? — запальчиво крикнула она. — Частник, частник! Он из табора, от отца ушел, а вы ему целый допрос тут устраиваете.

Щетинин встал во весь рост, снял очки и, глядя на Катю так, как смотрит судья на подсудимого, сказал строго, отчеканивая слова:

— Мы для того здесь посажены, чтобы изучать людей, — (хлюп-хлюп). — Вы забываете, что работаете в отделе кадров.

— А вы забываете, что у человека, кроме анкеты, душа есть.

— Душа, душа! — передразнил ее Щетинин. — Мало краж у нас в цехах. Вам еще нужны?

Михо рванулся со стула, лицо его от гнева стало синим, руки сжались в кулаки. Он в упор посмотрел на Щетинина. И столько злости было в его взгляде, что Щетинин отшатнулся и даже прикрыл лицо рукой, как будто защищаясь от удара. Катя подбежала к Михо. Но он и сам уже обмяк, гнев сменился растерянностью. Он разжал кулаки, беспомощно опустил руки и, грустно взглянув на Катю, точно прощаясь с ней, пошел из кабинета.

Катя бросилась за ним, но у двери обернулась и крикнула Щетинину:

— У-у, мухомор проклятый!

В приемной не было уже ни Михо, ни Виктора. Набросив на себя пальто, Катя выбежала на улицу. Она увидела Виктора, удерживавшего за руку Михо.

— Ну обожди, Михо, — уговаривал его Виктор. — Ну прошу тебя, обожди минутку, я забегу к Кате и узнаю, в чем дело.

Увидев Катю и все еще не выпуская руки Михо, он спросил:

— В чем дело? Что там случилось?

— Эта чернильная клякса кого угодно выведет из себя, — с раздражением ответила Катя. — Под видом проверки душу из человека вымотает.

— Пойдем к директору, — предложил Виктор.

Катя взглянула на часы.

— Без десяти одиннадцать. Нет, к нему сейчас не пройдешь, диспетчерское совещание. Пойдем лучше к Петровичу.

Она взяла Михо под руку и сказала ласково:

— Ты не унывай, Михо. Всюду есть и хорошие и плохие люди. Сейчас пойдем к секретарю парткома, он быстро все сделает.

Они пошли по улице, ведущей к заводским воротам. Неторопливо падали крупные хлопья снега, кутая землю, деревья, дома в белый пуховый платок. Бежали из школы дети. Они бросали друг в друга снежки. Девочка лет семи — восьми остановилась и, подставив маленькую покрасневшую от мороза ручку, ловила снежинки, а поймав, слизывала их с руки языком.

— А вот как раз и Петрович идет, — сказала Катя, увидев человека, выходившего из большого двухэтажного здания конторы. — Пойдемте скорее, ребята, а то разминемся.

Михо узнал человека, выступавшего в клубе. Марийка говорила, что он был вместе с Сашей в Москве.

Он подставил руку, точно так, как это сделала только что девочка, поймал снежинку, поглядел на нее и по-ребячьи улыбнулся. Это был среднего роста мужчина, широкий в плечах, крепкий. На вид ему было лет пятьдесят. Серебристые виски почти сливались с заснеженным воротником из искусственного черного котика. Гладко-выбритое лицо — немного скуластое, суровое; но как только он улыбнулся, глаза стали добрыми. Он был в коричневом, пальто и хороших хромовых сапогах, в калошах. Глядя на человека, он слегка прищуривал глаза, — видно, от близорукости.

— А мы к вам, Иван Петрович, — сказала Катя, подходя к нему. — Или вы куда собрались?

Сигов с каждым поздоровался за руку и взглянул на часы.

— Собирался на завод. А у вас срочное дело?

У него был низкий, немного глуховатый голос. Слова он выговаривал четко, неторопливо, будто тщательно отбирал каждое.

— Срочное, — сказала Катя. — Хотя, говорят, что возвращаться — это плохая примета. Может быть, здесь поговорим?

Сигов внимательно взглянул на Михо и понял, что дело, повидимому, связано с ним.

— Зачем же стоять на холоде? — сказал он, улыбнувшись. — Пойдемте ко мне, там потолкуем. Если в приметы верить, жить на свете нельзя. То приснилось что-то — жди беды, то кто-то дорогу перешел — не к добру. Так и выходит, что всюду тебя подстерегают опасности. — Он открыл дверь и, пропустив гостей, пошел за ними. — А вот мы на этот раз проверим, правильны приметы или нет, — сказал он, поравнявшись с Михо. — И наперекор всему сделаем так, чтобы возвращение принесло всем нам удачу… Скоро весна. Половодье… Весенняя будет примета.

Когда зашли в кабинет, Сигов снял пальто, шапку и предложил пришедшим раздеться. Он разговаривал просто, и Михо показалось, будто он давно уже знаком с этим человеком.

Когда Катя рассказала Сигову, в чем дело, он снова пристально поглядел на Михо и заговорил с ним о делах семьи: много ли зарабатывал Михо с отцом, где поселились цыгане, когда собираются снова в кочевье. Получалось как-то так, что он вроде и не расспрашивал, а Михо сам все рассказывал.