Анатолий Емельянов - Запоздалый суд (сборник)

Вот и сусло в котле закипело. Теперь надо, не отходя, утапливать в кипящее сусло плавающий сверху хмель. Шишки хмеля легкие, как пух, утопил лопаточкой, а они тут же опять всплывают. Так что пока не намокнут, не отяжелеют от сусла, приходится беспрерывно помешивать в котле.

Гаснет в очаге огонь, белым пеплом покрываются угли. Постепенно остывает горячее сусло.

Роза берет шестиведерную кадку, обвязывает ее вожжами и спускает в погреб. Именно в ней, в этой кадке, будет потом бродить и выстаиваться пиво. Но кадка дубовая, тяжелая, и ее пустую-то с большим трудом в погреб спустить удается («Был бы дома Петя!..»). Да и там поставить надо не как попало, и не прямо на снег, а подложить дерюжку.

Кадка в погребе установлена, теперь можно таскать в нее сусло с хмелем. Одно ведро, другое, третье…

Все! Можно бы зараз и дрожжи запустить, по сусло еще теплое, следует подождать.

Теперь — быстро-быстро всякие дела по дому надо приделать. Надо опять и скотину накормить, и пол в избе вымыть — да мало ли всякой всячины наберется.

И снова в работе забывается Роза, уходит ил сердца печаль, и откуда-то со дна опять выплывает песня:

Корова-то у нее есть. А вот матери — уже сколько лот! — нету. Уже и могила успела зарасти травой, и могильный холмик осел, чуть совсем с землей не сровнялся… Скрутило ее в одночасье. На ночь выпила водки с солью, стало вроде бы полегче. Но наутро увезли в больницу, а оттуда привезли уже мертвую: гнойный аппендицит.

Недолго протянул после смерти матери и отец. Ровно через три года, прямо в поминальный день разбил его паралич. Верующие старушки переполошились и стали отговаривать отца обращаться к врачу: если такое случилось в день поминок — это плохой знак, это не иначе в отца вселился злой дух, и тут нужен не врач, а знахарь, Отец и слушать не хотел набожных старушек, а те свое: это не иначе на тебя предки за что-то обиделись, потому и выбрали такой день — день поминок…

Отец прошел войну и чего только не натерпелся: двенадцать ранений получил, два года по госпиталям валялся. И конечно, смешно ему было слышать про каких-то знахарей и знахарок.

Отцу-то казалось это несерьезным, а Розе так хотелось поставить его на ноги, что она (хоть и сама плохо верила в чудеса) тайком ходила за двадцать верст к знахарке — дряхлой подслеповатой старушке. Роза одарила старушку теплой шалью из кроличьего пуха, та поплевала в угол своей избушки, поворожила, торопливо приговаривая что-то непонятное над бутылкой с буроватой жидкостью, а потом отдала эту бутылку и наказала давать больному по столовой ложке трижды в день.

Заранее зная, что отец наотрез откажется пить знахарское зелье, Роза подливала его в суп. А отец, отхлебнув ложку-другую, спрашивал: «Роза, что за травы ты кладешь в суп?» Приходилось выкручиваться, говорить, что кладет сныть-траву или борщевник, приходилось приправлять суп пережаренным луком и лавровым листом, но это плохо помогало. И колдовское заговоренное зелье тоже но помогло — нет, не помогло! — отцу… Роза не была набожной. Но долгими вечерами, дежуря у отцовой кровати, глядя на безжизненное тело дорогого человека, она мысленно взывала и к богу: «О боже, если ты есть, возьми половину моей жизни, моего здоровья, только исцели, поставь на ноги отца!» Однако бога или и в самом деле нет, или он остался глух к ее мольбе…

Скотина накормлена, в доме все прибрано. Теперь как раз самое время наведаться в погреб.

Роза берет дрожжи. Еще раньше она положила в них две ложки сахарного песка, и они уже «заработали»: пузырятся и словно бы тихонько перешептываются. Вместе с дрожжами она захватывает в погреб войлок и чистую простынь. Простынью она покрывает кадку, а войлоком утепляет с боков и сверху. Для человека, который любит пиво, но сам его никогда не варил, покажется странным: зачем сначала ставить кадку на снег, а потом утеплять? А все просто. Дрожжи теперь начали «работать», и бродящему пиву будет и в холодном погребе тепло. Киснуть же оно станет медленнее, не то что в теплом помещении, и будет от этого потом аппетитно пениться и в нос шибать. Дня через три останется только процедить, слить в бочку, покрепче закрыть деревянной пробкой и — пиво окончательно готово. Пей, не пьяней…

А на посадку картофеля Роза позовет соседей, позовет свекровь и деда Ундри с бабушкой Анной. Посадят они картошку под конный плуг, и все будет хорошо. Не даст бригадир лошади? Ничего, она пойдет и попросит другого бригадира — Алексея Федоровича. Этот не откажет. Да и Михатайкину он пятки не лижет, не очень-то боится его… А может, и не придется к Алексею Федоровичу идти, может, и свой бригадир даст лошадь — что раньше времени-то себя стращать. Вот только чтобы не к чему ему было придраться, надо до картошки успеть повесить шпалеру на хмельнике. Хмельник у Розы — большой козырь. Площадь у нее, как и у всех колхозниц, десять соток — один ряд. Но уже который год Роза собирает самый высокий урожай хмеля. У нее и сорта подобраны хорошие, и уход за хмельником особый. Вот и нынешней весной, еще в самую ростепель, по колено в грязи, она уже срезала матки, подкормила свой участок удобрениями. И теперь — иди погляди: на соседних рядках еще только-только всходы появляются, а ей уже можно цеплять побеги на шпалеру.

С хмельника мысли Розы снова возвращаются на картошку, на помочь, на нынешние хлопоты с варкой пива. Ей хочется представить, как по окончании работы на огороде, она будет угощать родню и соседей пивом и домашним чыгытом — в меру подсушенным, в меру подсоленным сыром. И как все будут хвалить Розино пиво…

На деревню опускается вечер. Время от времени слышится по дворам гулкое уханье коров и блеянье овец — скотина истосковалась за долгую зиму по зелени, по воле и ждет не дождется, когда выгонят в стадо. Уже отправляясь на насесты, все еще орут во все горло петухи, будто мало им было долгого весеннего дня. С берега Суры доносится мерный рокот трактора. А вдоль улицы, то здесь, то гам, толкутся живые столбы учуявшего тепло раннего гнуса.

На деревню опускается тихий вечер.

С четырех часов утра, это, считай, с восходом солнца, председатель колхоза Федот Иванович Михатайкин уже на ногах.

Любит Федот Иванович, еще до того как заявится в правление, еще до встречи с бригадирами и механизаторами на колхозном подворье, побывать на полях. Любит посмотреть и самолично убедиться, на каком поле земля уже поспела к севу, а на каком еще сыровато и, значит, надо погодить. Конечно, есть в колхозе и агроном, есть и бригадиры, и можно бы на них положиться. Однако же, чтобы на душе было спокойно, чтобы не вышло промашки, лучше видеть все собственным глазом. Да и хорошо, тихо ранним утром в полях, никто и ничто не мешает обдумать на день колхозные дела. Разумеется, еще и с вечера Федот Иванович уже знает, кто и чем будет завтра заниматься. Но прикинули они дела на завтрашний день с бригадирами в расчете на ясную погоду, а к утру, глядишь, пошел дождь, или наоборот — надо все заново передумывать. Недаром же старая крестьянская мудрость гласит: утро вечера мудренее.