Анатолий Емельянов - Разлив Цивиля

Я с особым удовольствием пишу предисловие к книге чувашского писателя Анатолия Емельянова, человека талантливого, интересного, первого секретаря Вурнарского РК КПСС Чувашской АССР. Уже то, что в большую литературу пришел партийный работник, явление само по себе примечательное. Ведь мы знаем, как нелегко совмещать должность партийного руководителя района с творческими муками писателя.

Анатолий Емельянов издал первый сборник рассказов в 1960 году, имея за плечами значительный жизненный багаж. Если учесть, что будущий писатель прошел суровую школу жизни — в 1942 году на фронте Великой Отечественной войны погиб его отец, потомственный земледелец, и семилетний Толя рано познал нелегкий крестьянский труд, — то нам станет ясной та необыкновенная теплота и проникновенность, с которой автор пишет о своих героях.

В 1964 году А. Емельянов издал второй сборник рассказов и окончательно утвердил себя как писатель серьезный, имеющий свою тему, свое видение мира.

Герои произведений А. Емельянова, в основном, труженики села: рядовые колхозники, молодежь, сельская интеллигенция, те люди, чьи заботы и радости близки и понятны писателю. Поэтому-то персонажи произведений А. Емельянова жизненно правдивы, с ярко выраженными индивидуальными чертами, глубоко национальны. Они не «пастеризованы» авторским желанием под среднего безликого персонажа, героям Емельянова присущи и человеческие слабости, но в то же время они принципиальны, тверды в своих убеждениях, когда дело касается общественных интересов, достоинств личности. Они несут в себе лучшие качества советского характера: партийность, протест лицемерию, непримиримость к ханжеству, борьбу — пошлости.

Анатолий Емельянов живет рядом со своими героями: он ходит с ними по одним улицам и дорогам, делит с ними радости и печали… Ему не надо уезжать в творческие командировки для изучения жизни своих героев, он ежедневно соприкасается с самыми острыми проблемами, выдвигаемыми жизнью, и ему приходится решать их как партийному руководителю района, а это, естественно, помогает молодому писателю создавать правдивые, самобытные произведения о тружениках села. Таков сложный образ председателя колхоза Трофима Матвеевича Прыгунова в романе «Разлив Цивиля», предлагаемом читателю, человека преуспевающего в жизни, легко шагающего по земле. Он много сделал, чтобы руководимый им колхоз стал лучше. Однако методы его руководства неприемлемы для социалистической законности. Поэтому энергичная натура Прыгунова вызывает у читателя протест, сожаление. Автор смело, с психологической достоверностью развенчивает методы Трофима Прыгунова. Борьба противоположных сил достигает в романе кульминации, внутреннего напряжения в тот момент, когда мы узнаем о том, что Трофим Прыгунов сам искренне верит в правоту своих методов хозяйствования. Трагедия незаурядного человека показана широко, с подлинным мастерством и отличным знанием проблем сельской жизни.

И в каких бы ситуациях ни сталкивались герои А. Емельянова, произведения его всегда пронизаны светом и добрым отношением к человеку. Я верю, что первая книга А. Емельянова, переведенная известным русским прозаиком Семеном Шуртаковым, будет тепло встречена всесоюзным читателем и введет его в удивительный мир современной чувашской деревни.

Сергей Михалков

Сойдя с поезда, Павел на какую-то секунду застыл на месте. Перед ним предстала знакомая с детства картина: приземистое каменное здание вокзала с небольшим балкончиком; над балконом вывеска, а на ней, рядом с названием станции на чувашском и русском языках, — расстояние до Москвы… Из разбитого окна под балкончиком вылетели два голубя и взмыли в бледную синеву зимнего неба.

Чтобы попасть в вокзал, нужно подняться по широким ступеням крыльца. Ступеньки только что подновили: ноги пассажиров еще не успели затоптать свежевыструганность сосновых досок. По обеим сторонам крыльца — ограда-частокол. Через ограду, что слева, тянутся ветки клена…

Памятный клен! Когда Павел провожал Галю в институт, они стояли под этим кленом. Теперь он широко разросся и, притесняемый старой липой, наполовину перевесился через ограду.

Тогда шел дождь, и Павел с Галей укрылись вот здесь, в уголке. И хотя намокшие ветки и не очень-то защищали их от дождя, все же чувствовали они себя под их навесом как-то вроде бы уютней. А может, еще и потому им так казалось, что были они совсем молодыми, смущались любого стороннего взгляда; здесь же, в укрытии, девушку можно было, не оглядываясь, и обнять и поцеловать.

Вспоминая все это, Павел улыбнулся: когда он и в другой раз провожал Галю, тоже накрапывал дождь, и опять ему обратную дорогу пришлось месить грязь.

А потом подошло время уезжать самому Павлу. И на этот раз уже Галя провожала его.

Это было осенью, но еще в самом ее начале, которое зовется в народе бабьим летом. Стояла сухая теплая погода. И они пришли на этот же вокзал. Парни-призывники пели веселые песни под гармонь. Но вот кто-то из их отцов запел старинную «Солдатскую провожальную». Мотив песни был надсадно тягучим и печальным. Эту песню пели еще прапрадеды, уходя служить на двадцать пять лет, пели ее прадеды и деды. В песне говорилось о том, что хоть и на высокой горе стоит ветряная мельница, но издали не видно, как мелется мука; в молодой груди горит-полыхает огонь печали, но снаружи огня не видать… Грустная песня, и, казалось бы, что в ней этим молодым жизнерадостным ребятам, а все пели ее с большим чувством. Да и сам Павел слушал, и у него щемило сердце, будто это его провожали в чужие дальние края на дальний-дальний срок…

Они с Галей опять было попытались спрятаться под кленом, но дерево успело так разрастись, что ветви его висели совсем низко и словно бы не хотели пускать под свою сень. А может, подрос за это время и сам Павел — ведь ему тогда уже стукнуло девятнадцать. И, постояв некоторое время в нерешительности, он сказал:

— Видишь, даже наш старина клен не хочет прятать нас, считает, что пора нам перестать стесняться людей.

— Клен тут ни при чем, — улыбнулась Галя, — сам вымахал в коломенскую версту.

На этот раз и в самом деле, не стесняясь односельчан, она сама взяла его под руку, и они пошли вдоль перрона.

За разговором не заметили, как пришел поезд и настала пора прощаться. Соленым отдавали губы Гали, и только потом, уже сев в вагон, он понял, что это были ее слезы.

— Жду тебя, Паша!

— И долго будешь ждать?

— Пока не забудешь меня…

…Гудок тепловоза заставил вздрогнуть Павла, однако он как стоял, так и остался у ограды.