Анатолий Емельянов - Разлив Цивиля

В ресторанчике было сравнительно малолюдно. За стойкой горой возвышалась грузная полусонная буфетчица. Сколько ни помнит Павел, она всегда работала в этом буфете, и на сердце даже как-то теплее стало, словно от встречи с хорошо знакомым человеком, хотя тетя в кокошнике вряд ли помнила парня, который и бывал-то в этом уставленном пальмами ресторанчике всего каких-нибудь пять-шесть раз.

Красивая молодая официантка, скорее похожая на цыганку, чем на чувашку — длиннокосая, черноглазая, — сразу же подошла к столу, за который сел Павел, и поторопила с заказом: вот-вот придет поезд, и ввалится толпа пассажиров. Все она делала быстро, ловко: Павел едва успел оглядеться, освоиться за столом, как перед ним уже дымились горячие щи. Ел он торопливо, обжигаясь, и лишь на последней ложке почувствовал, что щи недосолены, но зато наперчены сверх всякой меры, как шюрбе [3] Шюрбе — национальное блюдо из свежего ливера. Готовится сразу же после забоя скота. .

Официантка принесла второе, кофе и тут же рассчиталась. И вовремя: пришел поезд, и ресторан за какую-нибудь минуту заполнился пассажирами. Сонная буфетчица сразу оживилась; отпуская спиртное и закуски, щелкала на счетах, громко называла сумму и так же громко, со звоном кидала на стойку сдачу.

Павел старательно работал челюстями: мясо было явно недожаренным. А вот картофельное пюре оказалось приготовленным по-домашнему вкусно.

«Ну, кажется, заморил червячка!» Павел отодвинул пустую тарелку и взялся за кофе. Отхлебнув глоток, он почувствовал на себе чей-то взгляд и, еще не успев оглянуться, услышал, как кто-то назвал его по имени. Голос был знакомым, и в нем слышалось радостное удивление. Да кто же это? Неужели…

За соседним столом, справа, сидел новоиспеченный, судя по одежде, капитан артиллерии: на нем и шинель была новехонькой, и погоны, что называется, с иголочки. А рядом с капитаном, за его плечом… да, да, рядом с капитаном сидела Галя. Подкрашенные губы и подведенные брови делали знакомое лицо каким-то новым, может быть, даже чужим, а вот глаза — глаза были такими же ясными и манящими, какими их знал и какими запомнил Павел еще с тех, теперь уже давних, юношеских пор.

В первую секунду ему тоже захотелось ответно вскрикнуть «Галя!» — но он удержался. Удержал его важный, непроницаемый вид капитана. Павел встал, сделал шаг к соседнему столу.

— Доброе утро, Галя.

Ему показалось, что голос у него дрогнул и тем самым выдал его. Но капитан продолжал так же усердно жевать свой бутерброд, а Галя со спокойным выражением лица и таким же спокойным голосом представила Павла мужу.

— Гришенька, не помню, рассказывала тебе или нет… С Павлом мы до девятого класса учились вместе.

— Рад познакомиться. — Капитан по-военному четко встал. — Гриша.

Павел крепко, как это бывает при встрече с хорошо знакомым человеком, пожал ему руку. Рука показалась ему вялой, малосильной и не по-мужски нежной. Ничего интересного, останавливающего внимание не нашел Павел и в лице капитана: оно было какое-то стертое, с ускользающим взглядом. И ростом капитан был только по плечо Павлу. Что нашла в этом заурядном человеке Галя? Неужто позарилась на деньги, на эти вот золотые погоны?!

Должно быть что-то почувствовав, Галя заторопилась:

— Рассказывайте. Давно ли вы здесь? Кажется, говорили, что вы в Казахстане?

Павлу не хотелось верить своим ушам, не хотелось верить, что это говорит Галя — его Галя. «Вы» у чувашей услышишь не часто, разве что при обращении к старшему или совсем незнакомому. И потому оно сейчас звучало чуждо, резало ухо.

— Только сегодня приехал.

— Дома еще не были?

— Нет, — все так же односложно отвечал Павел.

— И мы вот тоже на недельку. Решили навестить Гришиных родителей. Мать что-то прихварывает. Собирались было на юг. Так собирались! Теперь, считай, пропал отпуск…

Перед Павлом была чужая семья, чужая жизнь, и он не знал, как поддерживать разговор, о чем спрашивать, что рассказывать. Самое лучшее, наверное, это бы встать и уйти. Но и уходить ни с того ни с сего тоже было неудобно.

Опять выручила Галя.

— Вы сейчас механиком? Инженером? Володя рассказывал, что оканчиваете сельхозинститут.

— Всяко было. Был и механиком… Сейчас на агронома учусь. Только до конца еще далеко, — Павел неопределенно махнул рукой.

— В отпуск? — продолжала ставить вопросы Галя.

— Нет, насовсем.

— Родина тянет?

— Галя, — поднялся капитан, — я пойду посмотрю, не приехал ли кто из наших. А может, и чужая какая подвода подвернется.

Догадливый капитан, ничего не скажешь! Хочет дать им вволю поговорить. Но Павел словно бы убоялся остаться с Галей один на один и сказал, что вряд ли что найдется, он сам искал и не нашел.

— А все же поищу, — настоял на своем капитан, круто повернулся и четким мелким шагом пошел к двери.

Ресторан так же быстро, как и заполнился, разом опустел. Уж лучше бы пошумней, полюдней было. А то вот сейчас не знаешь, что и сказать. А столько накопилось на сердце за эти годы, столько хотелось высказать Гале! Но где эти слова, почему не идут на ум?

Павел поискал-поискал нужные слова, но так и не нашел. И сказал то, что его занимало больше всего:

— Не дождалась! А ведь обещала ждать.

Прозвучало это, может быть, резковато. Да и вообще стоило ли, надо ли было бередить старое, отболевшее, но уж если сказалось, — значит, так тому и быть.

— Гриша трижды сватался.

— И ты не устояла?

— Не люблю заставлять людей кланяться и упрашивать, — уклончиво ответила Галя.

Говорила она все тем же ровным голосом, но лицо залила жаркая краска и руки стали неспокойными, нервными; не зная, чем бы занять их, Галя отломила кусочек мякиша и начала катать его в пальцах. И только чернобурка, свисающая с ее плеча, глядела на Павла равнодушно-холодными стеклянными глазами.

— Помнишь, — опять заговорила Галя, — когда ваш год провожали в армию, вы пели: «Пусть милашки нас не дожидаются, наши невесты еще в люльках качаются»? И ты, Павел, не горюй, для тебя в Сявалкасах дюжина невест и моложе и красивей меня найдется… Но и меня вспоминай. Я тебя часто вспоминаю. И сегодня во сне видела. Оказалось — к встрече.

А Павел думал о том, что ему и в родном селе появляться теперь стыдно. Ведь сявалкасинцы привыкли видеть их с Галей вместе и считали женихом и невестой. И значит, совсем уж никудышный он парень, если его бросила девушка!.. Пока служил в армии, сколько раз он представлял в мыслях встречу с Галей, сколько раз ее видел во сне! Не дождалась. Каких-нибудь полгода не дождалась! И Павел по демобилизации уехал на целину. Но и там, на целине, когда Павел уже знал, что Галя вышла замуж, она все еще оставалась и в его мыслях, и в его сердце. Он и хотел забыть про нее и не мог… И вот они встретились, и сидит перед ним вроде бы и та, знакомая, и вместе с тем совсем незнакомая, чужая женщина. Чужая жена.