Вениамин Каверин - Друг Микадо

Он внезапно усмехнулся, скривил губы, неприлично подмигнул секретарю.

— И тем не менее я не хочу умирать. Да, да, я был его лучшим другом, мой долг — зарезаться, конечно, но у меня много долгов, одним больше, одним меньше, не все ли равно, Матамура?

— Для меня большая честь со всей почтительностью напомнить вам, что бывают разные долги, — с неожиданной отчетливостью произнес секретарь.

«Я, кажется, должен убить его, он оскорбил императора, — подумал он смутно и снова попытался вспомнить: — Что-то случилось, да, что-то случилось этой ночью, несколько часов тому назад».

— А если я зарежусь, что с вами будет, Матамура? — Като с иронией помахал скрюченной ручкой. — Дело такое, вы сорветесь, вы ведете страшную жизнь: женщины, играете, пьете. Если бы я попросил вас присутствовать при такой операции, вы, пожалуй, упали бы в обморок, Матамура?

Секретарь вздрогнул, плечи под смокингом, как на шарнирах, двинулись туда и обратно.

— Для меня большая честь со всей почтительностью разъяснить вам, — сказал он внятно, — что, если бы император был моим другом и братом и если бы мой друг и брат скончался, я бы не раздумывал так долго над тем, последовать ли мне за ним или нет.

Като встал и шумно выдохнул воздух. Глаза его, подтянутые наискось, сощурились, нижняя челюсть выползла вперед, над нею, как бы на воздухе, повисли белые кисточки усов.

— Я позвал вас не для того, чтобы вы излагали мне свои убеждения. Я позвал вас для того, чтобы сообщить, что микадо умер… Примите дела. Я слагаю с себя все свои звания, ордена, чины и отличия. Я дарю их вам. Вы можете продать их в Британский музей, заложить в ломбард, проиграть в рулетку, заплатить ими женщинам, с которыми вы проводите ночи. Я ухожу. Вы можете ответить в Токио, что император, по мнению бывшего виконта Като Садао, умер шесть лет назад, в тот день, когда он помешался, что бывший виконт не успел последовать за ним, а теперь считает это не вполне удобным.

«Разумеется, я должен убить его, — вяло подумал секретарь, — он оскорбил меня, он оскорбил императора, он, кажется, оскорбляет Японию…» Он сунул руку в задний карман брюк. Смутное воспоминание еще томило его.

«Что это может быть? — настойчиво думал он. — Это что-то там, в Японии… Или нет, это случилось здесь… И не император, что-то совсем другое…»

Като вышел из соседней комнаты, одетый в клетчатое дорожное пальто, с маленьким чемоданом в руках. Огромные круглые очки изменили его, он шел, твердо ступая.

Секретарь, слегка пошатываясь, прошел вслед за ним.

Он вытащил из кармана дамский револьвер, никелированный, неожиданно легкий.

Спина Като, острые плечи, высохший затылок над клетчатым воротником неторопливо покачивались в дверях; крапчатая портьера медленно поползла в сторону.

«Да, да, я должен его убить, — успокоительно подумал Матамура, — именно так, это подумалось мне с самого начала: убить… и если бы я еще вспомнил…»

Палец нашел курок. Он приподнял руку, согнул в локте и остановился. Клетчатая спина удалялась. Матамура взглянул на револьвер и задумчиво сунул его обратно в задний карман брюк.

— Я вспомнил наконец, — пробормотал он с тусклой веселостью, — подождите, виконт. Я ухожу с вами… В эту ночь… Я продал наш шифр англичанам, я все проиграл в эту ночь… Если мы не уйдем, не только вас, но и меня зарежут.

1927 г.