Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

И невдомек Энже, что сильнее всех озабочен этим происшествием отец жениха, и не мудрено: Ахмадша порывается уехать, а невеста надолго исчезла.

Изба у Усмановых большая, пятистенная. В горнице буфет, шкаф с зеркалом, полки с рядами книг на татарском и русском языках, за цветными занавесками опрятно убранные постели. Светлая, чистая комната с массой зелени на окнах особенно мила бывшему деревенскому жителю Ярулле Низамову, но на душе у него ужасно неспокойно.

— Что же правнучка-то убежала? — спросил он наконец, нарушая старинный обычай.

Лицо Усмана осветилось доброй, горделивой улыбкой: так и залучились морщины возле прижмуренных, много повидавших глаз: не мог скрыть отцовски нежного чувства, хотя и неловко было ему за исчезновение Энже.

— Специалист молодой, ответственность большая, вот и старается.

Ярулла понимающе кивнул, но в нем росла, кипела желчная обида: сколько изворотливости пришлось проявить, какое унижение перенести от родного сына, и вот он, герой труда, заслуженный человек, оставив важную работу, сидит здесь как на иголках в ожидании какой-нибудь новой выходки непокорного жениха.

Хозяина тоже несколько раз отрывали от гостей, но его недолгие отлучки не вызывали протеста у Яруллы: шла уборка хлеба — святое дело, и всякому известно, что свадьбы в колхозах, как и в старой деревне, играются не в это горячее время, а главным образом зимой, когда все уже убрано, подсчитано и распределено.

«Может, и не вовремя приехали, но иначе невозможно!» — сумрачно размышлял Ярулла, с опаской поглядывая на сына и прикидывая, сколько еще времени может провести на ферме не в меру старательный зоотехник. О свадьбе Ярулла и не загадывал. Хотя бы познакомить как следует молодых людей, дать им возможность получше узнать друг друга.

Энже в это время гнала верхом в районный центр. Ветеринар, нужный ей для срочной консультации и помощи, готовился к докладу на исполкоме — о мероприятиях в местном зверосовхозе. Возбужденная Энже ворвалась в его кабинет как вихрь, и никакие отговорки не помогли ему — пришлось ехать.

Конечно, разведение соболей, норок и серебристых лис — дело важное: пушнина — валюта. Татария этим тоже славится. Как знать, может, и Энже доведется когда-нибудь надеть норковую шубу, но пока мысли о нарядах не очень ее занимают: ей и так прохода нет от парней. Даже солидные мужчины заглядываются на нее. Вот этот сорокалетний, старый, по ее мнению, ветеринар, покачиваясь на райсоветовском иноходце, тоже «заводит разговорчики».

— Вы на лошади выглядите настоящей аристократкой, — говорит он, заискивающе улыбаясь. — Недаром вас зовут Энже, что значит «Жемчужина».

— Вы бы лучше о телятах думали, — сухо обрывает девушка.

Он задел ее больную струнку: по деду Батталу Саидову «происхождение» у нее буржуазное. Немало попреков за это выслушала в свое время Альфия, и Энже очень волновалась на собрании, когда ее принимали в комсомол, а один парень выступил с отводом.

Какое ей дело до того, кем был ее дед, тем более что бабка и мать давным-давно порвали с ним.

«Аристократка!» — передразнивает Энже, но теперь уже сама оглядывается на ветеринара.

После того как она оборвала его, он любезничать больше не станет, а поговорить с ним о деле интересно.

— Белые норки хорошо у вас освоились? — спрашивает она.

— Да. Раньше они простужались, гибли от воспаления легких, а теперь мы устроили для них хорошие помещения. — Заговорив о работе, ветеринар сразу становится простым и славным человеком. — Характерный зверек! Может вцепиться мертвой хваткой, тогда только одно средство: нужно дунуть в нос, и моментально отскочит. У них бывает странная болезнь — начинают грызть свои лапы, хвост, живот проедают.

— Фу, какой ужас! — Энже удивлена и даже испугана. — Что это они, будто японские самураи, которые делают себе харакири?

— Рефлекс самоистребления, — с философским видом изрекает ветеринар. — Разное у них бывает: дети родителей загрызают, родители — детей. Но ведь и люди грызутся! Конечно, не в смысле физического уничтожения, особенно если речь идет о мирном времени, а морально уничтожая… И тоже не считаются с родством.

«Мы, татары, всегда уважаем родителей», — хотела возразить Энже, но ей вспомнилось, каким странно-мрачным взглядом поводил Ахмадша Низамов на своего отца. Альфия уже намекнула дочери, что старики прочат ей в мужья этого привлекательного молодого человека. Если действительно так, то они ничего лучше не могли придумать!

Только очень тревожила Энже угрюмая задумчивость Ахмадши. Отчего он такой? Несмотря на свою молодость, Энже не долго затруднялась в поисках ответа. Ларчик открывается просто: если Ахмадшу не радует общество красивой девушки (а Энже не без основания считала себя красивой), то, значит, у него есть другая.

Но отсюда совсем не следует, что его нужно сразу, без сопротивления, даже без попытки понравиться ему, уступить неведомой сопернице.

Лопоухий негодник, доставивший Энже столько хлопот и огорчений, к вечеру отдышался и встретил лекарей, твердо стоя на ножках.

— Вот видите, все благополучно, а вы оторвали меня от весьма важного дела, — сказал не на шутку рассердившийся ветеринар.

— Ну, разве можно сердиться, если все обошлось благополучно? Мы полдня возились с ним сами и только потом решили обратиться к вам.

— В другой раз будьте выдержаннее и больше доверяйте собственным знаниям, — назидательно сказал отвергнутый поклонник, смягчаясь под сияющим взглядом повеселевшей девушки.

Энже чуть ли не бегом пустилась домой, издали высматривая, стоит ли у двора машина Низамовых. Вдруг уехали, не дождавшись ее!

Дневная жара спала, наступил прохладный вечер. Почти у каждых ворот белели присмиревшие гусиные стаи. Татары любят пышные постели и всюду держат гусей, а в Акташе, где речка течет среди больших ветел вдоль села, для этой птицы раздолье.

Сельские красавицы в нарядных платьях и белых передниках с оборками уже идут на гулянье. В горячую пору уборочной председатель колхоза Усманов не разрешает кино и танцы в клубе, но молодежь всегда найдет время и место потанцевать: недоспят, не отдохнут, а все-таки повеселятся.

Девушки хором здороваются с Энже, а потом, притихнув, смотрят ей вслед.

— Счастливая! Какого жениха нашел для нее Усман-абый!

Машина стоит во дворе, и Энже, увидев ее сквозь щели забора, облегченно вздыхает. Гуси загораживают дорогу к калитке — одни уже плотно улеглись, другие похаживают около, нехотя покусывают травку, негромко гогоча, будто обсуждая события минувшего дня. Не кормят летом гусей в деревнях: птицы сами пасутся в лугах, наведываются в поля, по речке плавают, а на ночь домой — подальше от волка, от зубастой лисы. Однако мать Энже, загоняя иногда своих во двор, говорит: