Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

Так и чесался язык у Наджии сообщить поскорее сыну последнюю новость, мгновенно облетевшую Камск, Светлогорск и соседние нефтеуправления, но она сдерживалась из боязни причинить ему новые страдания.

И все-таки не вытерпела.

Едва он встал из-за стола, она с дрожью в голосе, хотя и старалась казаться спокойной, выложила:

— Надя-то Дронова замуж вышла!

Ахмадша окаменел, лицо его стало серым. А глаза… Ох, лучше бы прикусила язык Наджия, чем видеть такие глаза! Материнское сердце перевернулось от боли; она опустилась на скамью и закрылась руками, чтобы не видеть, как сын, будто ослепнув, пошел к двери. Но едва он перешагнул порог, Наджия вскочила и с резвостью молодушки побежала за ним: еще убьет себя, попадет под машину! Теперь от него всего можно ожидать!

Она нагнала его на лестнице, преградила ему путь, задыхаясь от охватившего ее страха.

— Куда ты?

Неожиданная улыбка Ахмадши поразила ее.

— На вахту. Куда же мне?

Голос ровный, будто и не случилось ничего, но от этого неестественного спокойствия Наджии стало еще страшнее. Впервые с беспощадной ясностью она осознала ужас того, что произошло: ведь Надя Дронова топилась из-за ее сына, а у нее тоже есть мать. И девушка, решившись на отчаянный шаг, так же, наверно, улыбалась ей.

«Зачем же мы рожали их, если не сумели сделать счастливыми?» — пронеслось в голове Наджии.

— Вернись! Прошу тебя. Я с ума сойду, если ты уйдешь!

Губы Ахмадши жалко изогнулись, от улыбки и следа не осталось.

— О чем же вы раньше-то думали?

— Вернись! — твердила она. — Прошу тебя!

Он тяжело оперся на перила лестницы, вспомнив Юрия, стоявшего у окна, спросил глухо:

— С кем… за кого вышла Надя?

— За Алексея Матвеевича.

— Груздева? — Ахмадша потер лоб ладонью, точно голова у него разламывалась от боли. — Странно, очень странно. Не могла она полюбить его… такого старого!

Дед Матвей долго плутал с багажом в руках по улицам нового города Камска, расспрашивал, оглядывался по сторонам. Морщинистое лицо его, опаленное горячими бакинскими ветрами, выражало полное удовлетворение: все ему тут приглянулось. Только дал маху, не известил сына и невестку о дне своего приезда.

— Наконец-то Алеша женился! — сообщал он перед отъездом друзьям и знакомым. — Как же, обзавелся семьей. А то что ж это выходит: заслуженный человек, видный мужчина и живет бобылем до пятидесяти лет. Неприлично даже!

— На ком он женился-то? — допытывался уже многодетный брат Серега, вертя в руках скупое письмо Алексея.

— Вот пишет: Надежда Дмитриевна Дронова. Для него-то, конечно, Надя. Тоже инженер, на заводе работает. Чувствуется, стоящая женщина. Другая бы, вертячка, не пошла работать на такой серьезный участок, а тут, по всему видно, два сапога — пара.

Тощий, но по-прежнему жилисто-крепкий, старик порядком-таки устал, прежде чем нашел квартиру сына: он тащил старинной работы сундучок и рюкзак, набитый с помощью Сереги южными гостинцами.

Алексея дома не оказалось. В просторных чистых комнатах стояла тишина, и в этой тишине расхаживала с книжкой в руках тоненькая девушка в светлом халате.

Она взглянула на деда Матвея доброжелательно-спокойно, но промолчала, вероятно, приняв его за слесаря-водопроводчика или за монтера.

Только когда он опустил свою ношу на пол в передней и остался на месте, ничего не предпринимая и не собираясь уходить, она спросила:

— Вы к кому?

— Я-то? К сыну. Груздев я.

— Вы отец Алексея?

— Алексея Матвеевича, — степенно поправил старик.

— Алеши, — весело защитила она свое право на короткое обращение.

— Кому Алеша, а тебе, надо быть, Алексей Матвеевич, — с ласковой укоризной возразил дед Матвей, довольный тем, что наконец-то попал к сыну, и потому не обидевшийся на озорную девушку.

— Мне-то он как раз и Алеша! Ведь он мой муж!

— Слушай, девка, ты что-то путаешь! Я же приехал не к твоему Алеше, а к своему сыну, Алексею Матвеевичу Груздеву.

— Ну, все равно: мой муж Алеша — это и есть ваш сын Алексей Матвеевич Груздев, директор нефтеперерабатывающего завода. А вы мой свекор, значит? Здравствуйте… — Надя хотела сказать «папа», но отчего-то не вышло: очень уж странно было назвать папой сивого, но еще мощного старика, дочерна приголубленного знойным южным солнцем. — Здравствуйте, папаша! — все-таки произнесла она стесненно, но тут же решительно обхватила деда Матвея за плечи и расцеловала в колючие щеки.

Старик молчал, ошеломленный, растерянно глядя на порозовевшее лицо невестки. Глядел — и не верил: «Шуткует девка! Хотя с чего бы она стала лобызать меня, старого черта? Да еще такого грязного с дороги… И побриться не успел! Ну и ну, откалывает Алеша штучки! То на старухе женился, то девчонку взял! Шибает его из одной крайности в другую. Хоть бы упредил, чтоб отца дураком не выставлять!»

А Надя уже тащила сундучок в пустую комнату, где стояла только узкая кровать под белым пикейным одеялом.

— Вот тут вы будете жить. А обедать и ужинать мы ходим в столовую. Нравится вам здесь? Смотрите: какой вид из окна чудный! Завтра мы с Алешей купим стол, стулья, шкафчик. Здесь ванная. В нашем доме горячая вода круглые сутки. Ну, еще бы! У нас все, точно в московских Черемушках. Сейчас я Алеше позвоню.

И по тому, как молоденькая женщина распоряжалась в доме, а потом разговаривала с Алексеем по телефону, дед Матвей окончательно убедился: она его невестка! И никакая это не шутка, а самая что ни на есть горькая правда-истина.

«Алеша, головушка ты моя неразумная, ведь опять ты промахнулся! Да разве она изживет с тобой свой молодой век?! Нипочем не изживет! Уйдет… Как пить дать уйдет с первым хахалем, который ей приглянется!»

Скорбные мысли деда Матвея были прерваны звонким плеском воды в ванной и голосом юной невестки, возвестившим:

— Уже готово. Можно бриться, а потом искупаетесь.

Направляясь в ванную, Матвей Груздев вспомнил Марфеньку, жену старшего сына Петра. Облюбовал ее Петр за красоту, за синие глаза да косы до пят, а эта королевна оказалась алчной и хитрой мещанкой; загубил он с ней почетное звание нефтяника, а потом и партийный билет потерял. Перекроила Петра по-своему дошлая Марфенька, заставила его заведовать складом, понуждала к хищениям, а там пошло-поехало: построил Петр дом в Баку, завел сад и сделался прижимистым хозяином-торгашом.

Покрывая лицо белыми хлопьями пены, припомнил еще Матвей Груздев, как в голодный год ходила его покойная жена на Петрову дачу попросить у сына фунтов пять муки. Муки Марфенька не дала. Работница, сжалясь над голодной матерью хозяина, смиренно стоявшей у дверей кухни, подала ей лепешку прямо со сковороды, подала и заметалась: «Сама идет! Прячь скорей!» и растерявшаяся женщина сунула горячую лепешку за пазуху.