Витаутас Петкявичюс - Рябиновый дождь

«Все охотишься? — спросил тот. — Ну что ж, стреляй, стреляй, но не думай, что утки только на болоте живут…»

«Видишь, какой подлец! Издевается, помнит, гад, как я Грасе у него из-под носа увел».

Дорога вновь шла ровная и скучная. Исходящее от мотора тепло повисло на ресницах и склонило голову. От жары еще сильнее распухла стопа, и так уже не умещающаяся в туфле. Покалывало мускулы. Саулюс опустил окно. В освещенной полосе метались какие-то осенние жучки и разбивались о лобовое стекло. Встречные машины прижимались к обочине, издали уступая дорогу несущемуся на бешеной скорости Саулюсу, а он все еще нажимал на педаль.

«Артист, чтоб ему сдохнуть! — Подозрения не давали ему покоя. — Но как он ошибся, сопляк, если замыслил что-то недоброе. Я с такими цацкаться не стану, как Йонас. Мне пока что не нужны ни приличная нянька, ни плохой министр. И без трофейного ружья как-нибудь проживу, лишь бы мотор не перегрелся…» Перед его глазами вперемежку с пролетающими мимо хуторами и городками мелькали сцены, о которых совсем недавно рассказывал Йонас, — одна страшнее другой. Представлял жену с другим, как он бьет их обоих кулаками, ногами, как этих лягушек, монтировкой, удобной железкой…

Когда Саулюс подъезжал к Вильнюсу, на хвост ему сел милиционер.

Этого только не хватало, — он даже не подумал снизить скорость, еще сильнее нажал на педаль и оставил развалюху инспектора далеко позади. Потом выключил фары, резко свернул в слабо освещенный переулок и долго кружил по лабиринту Старого города, пока, наконец, не выскочил на проспект и уже на нормальной скорости подъехал к дому.

Света не было ни в одном окне. Выбрав в багажнике ключ поувесистей, Саулюс сунул его за пазуху, огляделся и, увидев приоткрытую дверь балкона, злорадно усмехнулся.

Осторожно доковылял до входа, открыл парадную дверь и, придерживаясь за нее, поднялся на выступающий карниз. Потом схватился за козырек крыльца и, забросив ногу, кое-как закатился на него. Немного отдышавшись, прыгнул к балкону и чуть не сорвался. Но в последнее мгновение, больно ободрав кисть, схватился руками за перила и повис мешком. Собравшись с силами, подтянулся, вскарабкался на балкон и долго облизывал ободранные руки. Когда боль немного поутихла, он бесшумно прокрался в комнату и огляделся. Все было как и прежде.

Саулюс подошел к развороченной кровати, сдернул одеяло и застыл, ничего не понимая. Жены не было. Он бросился на кухню, в ванную, побежал в другую комнату, заглянул в шкаф, под кровать — дома не было ни одной живой души. Все еще не веря своим глазам, он включил свет. На столе лежала поспешно нацарапанная записка:

«Саулюкас, заболела Яне. Я в ночной смене. Все в холодильнике. Делай что хочешь, только не бросай работу. Где ты найдешь лучше со своим средним образованием? Ведь квартиру дали!!! Целую. Грасе».

Какая еще Яне?.. Слонялся по комнатам, осматривая каждый угол. Наконец взял с кресла брюки, пиджак, переоделся и только тогда понял, насколько все глупо.

Разозлившись на себя, разорвал записку на клочки, пнул стоявшие на пути туфли, но ничего изменить не мог, только смеялся нехорошим смехом перенервничавшего, подвыпившего человека и хлопал себя ладонями по ляжкам. Смеялся, сунув голову под кран, хихикал, вытираясь полотенцем. Потом стянул через голову рубашку и испуганно вздрогнул, когда из нагрудного кармана посыпалась мелочь. Ползал на четвереньках, водил ладонями по холодному, гладкому от лака полу, собирал рассыпанные медяки и все смеялся. Наконец сел на кровать и стал бить кулаком по сложенным друг на дружку подушкам.

Ему не хватало Грасе. Именно теперь, в эту минуту, ему не хватало ее близости, тепла и ласки, а все остальное — не имело никакого значения. Ему обязательно надо было поделиться с кем-нибудь своей тревогой, отдать свою мужскую силу, что накопилась за такой длинный, бессмысленный день. И бесшабашная спешка, и дурацкий разговор с Йонасом, и ненависть к шефу — все это отдалилось, поблекло, показалось смешным, бесконечно мелким и глупым. Саулюс опять стал самим собой. Ему не хватало жены, и поэтому он в сердцах бил кулаком по подушкам, ругался, словно последний извозчик. Потом, немного успокоившись, стал снова собираться в лес.

В коридоре его взгляд наткнулся на поспешно сметенные в угол осколки бутылки из-под шампанского. Рядом с ними среди мусора алел маленький, завернутый в прозрачную бумагу цветок. Саулюс поднял гвоздику, понюхал и неторопливо спустился по лестнице, так и не осмелившись взглянуть на свое отражение в черном от ослепительного света и превратившемся в зеркало стекле двери подъезда.

Ничего особенного не случилось. Все окружающее снова стало повседневным и серым. Саулюс отыскал под балконом выроненный ключ, бросил его в багажник, проверил уровень масла и осторожно вырулил на улицу.

А может, заехать на фабрику и проверить? — подумал, но, устыдившись, махнул рукой и, ни о чем больше не размышляя, укатил по улице, изрытой строителями. У бензоколонки выстроилась огромная очередь машин. Не было бензина. Одни — шоферы дальних рейсов — ругали молодую перепуганную девушку, а другие спокойно дремали, приоткрыв дверцу кабины.

— Нет, нам обязательно должно чего-то не хватать, будто если не будет трудностей, все сойдем с ума, — доказывал молодой шофер пожилому. — Безработные появятся.

Слушая ворчание парня, Саулюс будто слышал себя, и у него появилось ребяческое желание пошалить. Торопливо выбравшись из машины, он пальцем поманил ворчуна и таинственно, но достаточно громко сказал:

— Не выступай, в третьей уже дают бензин.

— Не заливай, я только что оттуда.

— Ты — только что, а я сейчас там был, — сел и, развернувшись, уехал.

За его спиной один за другим взревели несколько мощных моторов.

Он не спеша подъехал к фабрике, как следует разозлил дежурившую в проходной женщину, отказавшуюся его впустить, вполголоса выругал отвратительные порядки и сказал:

— Раз так, сами вручите ей этот цветок.

— А что мне с того?

— Взятки у меня нет, но сегодня у нее день рождения, — врал не краснея.

— Когда придет домой, сможешь ей целый воз таких занюханных цветов вручить.

— Идол всемогущий, выслушай мою горячую молитву: в армию ухожу, вот какое дело.

— Ну?.. Так и уходишь? Ночью?

— Мобилизация. Поэтому и примчался что есть духу. А разве в такое время хорошие цветы достанешь?

— Иди ты!.. Только этого не хватало! А как ее фамилия?

— Дилите.

— А почему не Дилене?

— Она еще не успела поменять паспорт.

— А имя?

— Грасе.

— Здесь их сотни. Лучше скажи, как она выглядит?

— Невысокая, светлая, тонкая, — и очень удивился, когда не нашел больше ни одного слова, чтобы описать жену, — короче, самая красивая. Только не позабудь: вернусь — в долгу не останусь.