Витаутас Петкявичюс - Рябиновый дождь

— Поправь подушку, — попросил больной, перевернулся в постели и потянулся к лежащему в ногах портфельчику. Вбежала молодая сестра и стала ругаться:

— Ему нельзя волноваться. Что вы здесь делаете?

— Теперь ему все можно, — равнодушно ответила Бируте.

Стасис упал на спину, полежал с закрытыми глазами и сказал:

— Раз уж так все получилось, позаботься об этих деньгах и не дай им зря пропасть.

Моцкус находился в прекрасном настроении. Оставив Йонаса и Костаса дома, он прошелся по оживленным улочкам Вильнюса, купил красивую розу и кружным путем добрался до работы. При виде его секретарша, как всегда, сунула что-то под телетайп.

— Что ты там прячешь от меня? — Он вручил ей цветок и снял пальто.

— Я не прячу, там очень удобная полочка. — Она вытащила большой свитер с высоким воротом, с елочками и большерогими оленями на груди.

— Это для лыжных прогулок? — тоном знатока спросил Моцкус.

— Нет, это выходной. Теперь такие в моде — свободно падающие, с высоким воротом, грубые… Словом, мужские, — она кокетливо улыбнулась.

— Вы могли бы посоревноваться с Капочюсом, — Моцкус громко рассмеялся. — Вчера он, пьянехонький, пытался доказать, что и на шампурах вязать можно.

— Я бы не сумела, — чуть покраснев, ответила секретарша, — но Йонас способный ученик.

— А меня ты могла бы научить? — пококетничал и Моцкус.

— Вы, профессор, только охоту любите.

— Все, бросил! Больше не упоминай об этом проклятом занятии! Если хочешь, могу тебе ружье подарить.

— Спасибо, но вязание успокаивает нервы лучше всякой охоты.

— Не буду спорить, но зачем вы, Ада, столько вяжете? Нервы у вас, мне кажется, еще в порядке, семьи нет… — Он понял, что допустил бестактность, но по инерции продолжал: — Неужели вам зарплаты не хватает?

— Зарплаты?! Что это за зарплата… Я много перепечатываю, а вязанье помогает мне сосредоточиться, руки двигаются, сон не берет, а уши все слышат.

— Все это так, но я замечаю, что свитера чаще всего мужские…

— Вы очень наблюдательны.

— «Наблюдательны»! Я еще и ревнив, — он осторожно улыбнулся. — Интересно, а кто этот счастливчик?

Секретарша сунула нос в розу и уже не посмела поднять глаза.

«Наверно, этот бабник заместитель за ней волочится», — подумал Моцкус и отеческим тоном сказал:

— Это ваше личное дело, но и мне интересно.

— Вы, доктор.

— Неужели?! — Моцкус расхохотался. — Сколько я помню, вы все вяжете и вяжете, а я с дырявыми локтями хожу. Все думают, что я очень богат, мол, щеголяет в новом костюме, при галстуке, а я, малышка, боюсь снять пиджак, потому что мой последний свитер молью побит!..

— Это нечестно. Я на самом деле вяжу для вас, только не знаю, что из этого получится. И не смею…

— А чего тут стесняться?.. Я заплачу. Ведь в магазине днем с огнем свитерок не найдешь.

— Вот этого я как раз и не хочу.

— Тогда я, Ада, отказываюсь понять вас.

— Я вяжу эти свитера к разным датам… А ведь вы даже тех, кто цветы приносит, гоните прочь.

— Гоню, потому что нечего угодничать. Но вы — совсем другое дело. Значит, вяжете и снова распускаете?

— Нет, профессор.

— Значит, складываете их в шкаф?

— Нет, доктор, я тысяч не зарабатываю.

— Простите, я вас не понимаю.

— Я их дарю.

— Да, но вы мало зарабатываете?!

— Профессор, не будьте наивны… Каждый подарок каким-то образом возвращается.

Вошел почтальон, снял фуражку и вежливо спросил:

— Наверно, очень заняты?

— Да нет. Ты заходи в кабинет и немного подожди. Я тут сделал одно из величайших экономических открытий в жизни. — Когда почтальон вышел, Моцкус, не стесняясь, открыто, посмотрел секретарше в глаза и понял, что все сказанное ею — чистейшая правда. Ему стало неловко, потому что в следующее мгновение он подумал: «Черт бы побрал этих баб!.. Оказывается, Марина была не такая уж слепая!» — Прости, я не думал, что в жизни может быть что-то подобное… — Он пятился, отмахиваясь от этого красивого свитера и от секретарши.

— Что вы, профессор…

— Понимаешь, что ты сказала?! Подарок. Ведь это эмоции, чувства — стихия, совсем неподвластная экономике. С другой стороны — капиталовложения, промышленность… Все это понятно мне. Но как определить ту прибавочную стоимость, которую подарок приносит тому, кто его дарит? Это проблема проблем наших дней. Блат, малышка, блат!.. — И, желая как-нибудь смягчить разговор, тихо запел:

В кабинете, не обращая внимания на почтальона, он долго что-то записывал в блокнот. Снова почувствовал прилив хорошего настроения и подумал: «Фантасмагория! Она вяжет этот свитер для меня! Теперь мне опять придется выбирать: или оставить в учреждении идеальную секретаршу, или привести домой идеальную жену? А если, добившись своего, она уже не будет ни идеальной женой, ни идеальной секретаршей? А если, став директоршей, она уже не будет вязать эти изумительные свитера?..»

— Товарищ Моцкус, вам расписаться надо, — тихо напомнил почтальон.

— А по какому случаю такая кипа корреспонденции?

— Юбилей, доктор.

— Чей?

— Кажется, ваш…

— Мой?! — Моцкус едва не расхохотался, но мгновенно испортилось настроение. Он хихикнул, размашисто расписался и согласился: — Выходит, мой.

В лесу бушевала пожелтевшая осень. В ушах стоял звон от принесенной ею тишины. Высоко в поднебесье спокойно перекрикивались гуси. Выстроившись клином, они покидали свой дом. Их спокойное гоготание так взволновало Бируте, что она не выдержала и уголком платка вытерла глаза. Потом сорвала с головы платок и помахала им.

«Хватит, а то строй смешаю», — она до сих пор верила в услышанную в детстве легенду, что если три раза повернуть вокруг головы шапку или платок, то аккуратный строй этих мирных птиц расстроится…

Она не спеша обошла хутор, осмотрела опустевший хлев, без надобности лежащие орудия, прошлась по полупустым комнатам и снова вернулась на двор. Разум велел ей бежать не оборачиваясь вслед за этими улетающими птицами, но сердце не позволяло.

Наконец приехали люди, которых она ждала. Вместе с ними Бируте еще раз обошла хутор, все показала, все объяснила и тяжело-тяжело вздохнула.

— Здесь изумительно! — сказала красиво одетая женщина.

— Вижу, — муж толкнул жену в бок, чтобы та не набивала цену.

И вдруг Бируте решила.

— Не продам, — сказала просто и ясно. — Приезжайте, отдыхайте, живите и работайте, только не заставляйте продавать… не могу.

Пожилые люди прекрасно поняли ее. Мужчина дал ей свою визитную карточку и попросил:

— Если передумаете, будьте так любезны и дайте нам знать.

Она молча кивнула.

— Только никому другому, — женщина дружески улыбнулась.

Бируте кивнула и ей.