Михаил Алексеев - Большевики

Взбешенный председатель поднялся во весь рост.

— Ваша наглость граничит с безумием, — с пеной у рта закричал он. Мы вас прикажем пытать!

— Не страшно. Я от вас лучшего не ожидаю.

— Бандиты! Разбойники! Грабители! Разорили всех! — громко кричал председатель. — Что вы сделали с усадьбами, фермами, лесами? Вы разорили все! Вы толкаете страну в пропасть, вводите анархию. Вы разрушили хозяйство страны!

Наконец, поднялся до сих пор молчавший сосед председателя слева. Человек с лошадиным лицом. Он сказал:

— Вы разрушили семью, вы пачкаете все святое в человеке.

— Вы давно ее сами разрушили.

— Вы безнравственны, — поддержал его председатель.

— Ложь! У вас нет доказательств. За то вы нравственны. Это можно доказать. Это вашу голову, председатель, я видел в темной гостиной на балу. Она покоилась между двумя толстыми женскими ногами в пьяном сне.

Председатель закричал исступленным голосом, как мельница, махая руками.

— Нет, он невыносим! Выведите его, мы будем совещаться.

Борина вытолкали за дверь. И только тут он почувствовал слабость. Он покачнулся, чуть не упал. Долгое время стоял с закрытыми глазами, пошатываясь. Эх, скорей бы покой.

Хотелось лечь на кафельный пол и больше не вставать. Прошло несколько минут. Опять вошел хмурый секретарь и вызвал их в кабинет суда.

— Нечего тут церемониться, — сказал председатель, когда Борин вошел. — Читайте приговор.

Секретарь погладил свои волосы ежиком и прочитал:

«Приговор военно-полевого суда при Н-ской дивизии имени его превосходительства, генерала Деникина. Номер. Число.

Заслушав дело по обвинению рабочего Петра Борина в насилиях, грабежах, убийствах, чинимых им, Петром Бориным, на протяжении последних лет, постановили: применить к Борину высшую меру наказания — смертная казнь через повешение, предварительно дав ему сто шомпольных ударов. По исполнении донести.»

— А до этого сведите его в контрразведку вот с этой запиской, — негромко сказал генерал начальнику конвоя.

Борин напряженным слухом уловил это и понял: «будут пытать»…

Борина вывели за дверь…

Когда он вышел на улицу, то у него закружилась голова и потемнело в глазах. Кто-то сильно толкнул его в плечо.

— Иди, иди, что ли! — крикнул грубый голос.

Борин оглянулся. За его спиной шел усатый конвоирный офицер. С револьвером в руке.

— Ну, нечего оглядываться, ничего не потерял, — грубо крикнул он.

Десять казаков шли вокруг Борина. В такт шагам качались обнаженные наголо сабли. Сверкала сталь. Уродливые длинные фиолетовые тени ползли по золотистой, песчаной дороге впереди казаков.

«Такой хороший солнечный день, — подумал Борин, — так хочется жить. Что-то теперь там, в Ивановской топи?». Щемило сердце.

«Потребуют сведений. Пожалуй, убьют, пытая. Непременно убьют. А труп повесят. Чтобы только приговор привести в исполнение?»

— Куда вы меня ведете? — спросил Борин, не оборачиваясь.

— Молчи, там увидишь.

Вдруг, что это… со всех сторон конвой окружили коляски, наполненные вооруженными людьми. Лица у этих людей до самых глаз были закутаны белыми платками. У каждого в высоко поднятой руке сверкали большие бомбы.

— Ни с места! — закричал грубый голос с пролетки, — иначе вы вместе с нами взлетите на воздух.

— Мы требуем! — прокричал знакомый Борину голос, — чтобы вы выдали нам этого проклятого большевика.

— Смерть большевикам, — заревело сразу несколько голосов. — Смерть!

Неизвестные люди в масках прыгают с извозчиков с поднятыми бомбами в руках.

— Храбрые казаки, ни с места! — кричат они.

Двое из них подходят к Борину, берут его под руку и ведут сквозь строй казаков. Один из них идет позади его.

— Стойте! — закричал и рванулся вслед за ними офицер. — Дайте, я его пристрелю здесь! Дайте! Я не могу допустить.

Но кто-то в повязке сбил его с ног, вырвал из рук револьвер.

— Держите их! — закричал офицер с пеной у рта. — Это большевики!

Но казаки стояли неподвижно, замерев от испуга.

Борина посадили в пролетку. Всунули ему в руку два свертка и револьвер с патронами. Кто-то пожал ему руку, кто-то сел рядом с ним. Вот в воздухе взвился кнут. С силою рванулись кони и пролетка понеслась во весь дух.

На пути сосед сбросил повязку. Перед Бориным сидел Амо. Борин засмеялся: — Молодец, Амо. Я так и чувствовал, что без тебя в городе не обойтись.

— Будет погоня, — кричит Амо сквозь стук лошадиных копыт. — Вот здесь, в узле наша старая одежда. Давайте переодеваться.

К ужасу проходящих обывателей, двое пассажиров в пролетке стали раздеваться вплоть до кальсон, попутно одевая заплатанную, оборванную, крестьянскую одежду.

— Погоняй, погоняй, — торопил извозчика Амо.

Извозчик оборачивается к Борину.

— Железкин, — радостно кричит Борин, — и ты тут!

Железкин утвердительно кивает головой. Он хлещет лошадей, не жалея сил. Лошади несутся. Вот уже окраина города. Кирпичный завод, бойня. Последний домик, утопающий в зелени. У дороги стоят две оседланных лошади. Возле них суетятся три человека. Они передают лошадей Борину и Амо. Сами садятся на извозчика, открывают закрытый белой повязкой номер и галопом едут я город. Борин и Амо садятся на лошадей и скачут по пыльному тракту.

Проехали вскачь около десяти верст. У лошадей взмылились спины. Вздымались бока. Поехали шагом.

— А все-таки нам лучше будет свернуть с тракта, поехать верстах в пяти в стороне. Может случиться, что они узнают, по какой дороге мы удираем. Пошлют в погоню бронеавтомобиль, а от него нам будет трудно убежать.

— Согласен, — подтвердил Борин.

Они свернули с тракта и поехали наискось коричневыми ржаными полями. Где-то в отдалении стали слышаться глухие раскаты грома; иногда казалось, что где-то далеко сверху падала по частям огромная масса земли.

На небе ни облачка… Как жарит солнце. А тут раскаты грома, — недоумевал Амо.

— Да, странно.

Колосистая рожь шумит под ногами лошадей. В желто-коричневой волнующейся массе колосьев, пестреют розовые и белые васильки. Душисто пахнет чобор. Пропитан воздух ароматом полевых трав.

На горизонте колышатся яркие, светло-голубые струи воздуха. В воздухе возле лошадей вьются золотисто-зеленые оводы. Порхают разноцветные бабочки. Какой-то огромный, темно-коричневый жук с силой ударился в щеку Амо и, точно в обмороке, упал на землю.

— Фу ты, напугал, — улыбался Амо, потирая ушибленную щеку. — Думал, уж не пуля ли, а это жук.

Борин смеется.

Ехали так около двух часов. Далеко в стороне ниточкой тянулась трактовая дорога с маленькими палочками телеграфных и телефонных столбов.

Борин неожиданно заявил: