Юрий Лаптев - Следствие не закончено

Сзади по лыжне обиженно трусила разочаровавшаяся в своем хозяине белоснежная ненецкая лайка.

Евтихий Грехалов узнал о награждении сына Ефима Григорьевича от Василисы Костровой, завернувшей в магазин после посещения Насти. Не сразу поверил: удивленно вскинул и без того высоко посаженные брови. Сказал голосом, словно простуженным:

— Герой всего Советского Союза?.. Не может быть!

И отвесил покупательнице вместо картофельной муки семьсот граммов стиральной соды.

Затем, оставив магазин на помощницу, Грехалов помчался разыскивать Чивилихина. Евтихию пришлось обежать целый десяток изб, где уже успел побывать Ефим Григорьевич и откуда он «ну толечко вышел». Наконец, идя по горячему следу, Грехалов столкнулся с разомлевшим от счастья папашей почти напротив своего собственного дома.

— А, Ефим Григорьевич! Вот неожиданная встреча! С праздником вас, — забормотал запыхавшийся Евтихий, с изумлением разглядывая исполненное достоинства лицо Чивилихина. — От сынка случайно весточки нет?

— Есть некоторая, — солидно отозвался Ефим Григорьевич и сунул Евтихию телеграммы, которые так и носил, не выпуская из рук.

— Божже мой! «…Извещает вас, что ваш сын, младший командир Сергей Ефимович Чивилихин…» Он самый! — Евтихий, не дочитав телеграммы, снова оторопело уставился на Ефима Григорьевича. — Значит, если не ошибаюсь, Сереж… то есть Сергей Ефимович проявили величайшую доблесть, так сказать, по линии защиты родины?

— Обязательно, — скромно подтвердил Чивилихин.

— Так что же вы-то не действуете? — недоуменно раскинув длинные руки, спросил Грехалов.

— А разве надо? — в свою очередь удивился Ефим Григорьевич.

— Ну, как же!.. Надо направить извещеньице в районную газету, и на телеграммы надо ответить как полагается. Ведь это же вам не тетка Маланья пишет! И вообще, я бы на вашем месте в город съездил, поговорил кой с кем о дальнейшем.

— Да, да, да, — Ефим Григорьевич озабоченно поскреб пальцами бородку.

— Очень прошу вас, дорогой товарищ Чивилихин, зайти ко мне. Обсудим и так далее.

Войдя в избу Грехалова, Ефим Григорьевич охлопал рукавицами чесанки, снял шапку, повесил ее на крюк и тут только заметил сидевшую у стола с шитьем Антониду Козыреву. Вдова притягательно улыбнулась и, отложив в сторону шитье, вышла из-за стола навстречу Ефиму Григорьевичу.

— Вот кто легок на помине! Здрасьте, здрасьте!

Но Чивилихин не сразу ответил на приветствие женщины: припомнились все язвительные слова, которые ему довелось выслушать от отвергнувшей его чувство вдовы. В теперешнем положении Ефима Григорьевича они звучали вдвойне оскорбительно.

— А где моя супружница? — спросил Антониду ничего не заметивший Евтихий.

— К учительше Зинаида Тихоновна побегла. Сказала, что вы ей наказали проверить по глобусу, где помещается страна Бразилия.

— Ага… Могла бы и подождать с Бразилией, поскольку такое происшествие. Одну минутку…

Евтихий опрометью выскочил из избы.

— Примите и наше поздравление, Ефим Григорьевич, — певуче заговорила Антонида. — Очень я рада. Недаром три ночи подряд вас во сне вижу. И все разы в привлекательном виде.

Ефим Григорьевич обиженно пожевал губами. Подумал: «А давно ли сусликом старым окрестила, паскудница!» Но ответил сдержанно, указав пальцем на потолок:

— Там знают, кого следует наградить, а кого без внимания оставить.

И не спеша стал стягивать дубленку.

— Что ж это вы к нам-то не заглядываете? — спросила Антонида, с ласковой усмешкой оглядывая приглаживающего ладонью волосы Ефима Григорьевича. — Кирилл Иваныч, почитай, каждый день спрашивает: уж не заболел ли, говорит, сосед-то?

Рука Ефима Григорьевича замерла на середине головы, как у человека, прикрывающего темечко от солнечного жара. «Ох, бесстыжие твои глаза!» — подумал он, но ответить ничего не успел, так как вдова опять заговорила, не отрывая от лица Чивилихина беззастенчивого взгляда!

— Может, меня обегаете?.. Так понапрасну: я ведь зла на вас не держу. Мало ли что мужчина при расстройстве может наговорить! Вот и портной у меня был — такой же нервный, память ему долгая.

Антонида вздохнула и так поглядела на Ефима Григорьевича, что тому показалось, будто и в самом деле не Антонида жестоко обидела его, а он изругал коварную изменницу последними словами. И весь гонор, накопившийся за день, слетел с Чивилихина, как шелуха с луковицы.

— Так вот и живем — с понедельника до субботы, — произнес он неизвестно к чему и присел на стул против Антониды, искоса поглядывая на ее соблазнительно обтянутые кофточкой округлые плечи.

Евтихий Грехалов вернулся вместе с женой Зинаидой Тихоновной — сухой чернявой женщиной. Зинаида Тихоновна сказала Ефиму Григорьевичу:

— Поздравляю, — и чмокнула его прямо в губы, словно клюнула. Потом, порывисто двигаясь по избе, стала выставлять на стол угощение.

А Евтихий тем временем нарисовал Ефиму Григорьевичу подробнейший план действий, кои подобает совершить отцу по столь торжественному случаю. Тут же составили ответные телеграммы командованию и Сергею. Телеграмма сыну звучала так:

«Гордимся совместно всеми колхозниками Новожиловки вашим героическим поступком. Обязуемся своей стороны ответить высоким урожаем зерновых развитием животноводства. Ваш отец Ефим Григорьев Чивилихин. Сестра Настасья Ефимовна Чивилихина».

Ефиму Григорьевичу телеграмма понравилась, но Антонида сказала:!

— Может, и складно придумали, Евтихий Павлыч, но доведись мне — я бы, по своему бабьему разумению, не так написала.

— А как, например? — насторожился Евтихий.

— Не знаю, как и объяснить вам… Приласкала бы, может, сына словесно. А насчет животноводства… Это же и без того полагается — скотину выхаживать.

— Упускаете политический момент, Антонида Григорьевна, — многозначительно произнес Грехалов.

— Разве что…

С наступлением темноты ребятишек на ледяной горе сменяла молодежь. Зажигали костер, пересмеивались, играли «страдание». Время от времени парень выхватывал из табунка девчат свою любезную и скатывался с нею в обнимку на реку. Девушка визжала, но не обижалась. Потом, сговорившись, девушки сталкивали под откос зазевавшегося парня. А иногда вниз по обледеневшему склону с визгом и гоготаньем скатывалась целая компания.

К костру приходили и старики; прикуривали от головешки, смотрели на пляшущий огонь, зябко переступая ногами. Вспоминали давние времена своей молодости, утешая друг друга заверениями, что «теперь — не то. Кволая молодь стала».

В этот вечер парни оказывали повышенное внимание Насте Чивилихиной. Даже признанный сердцеед Костюнька Овчинников дважды пытался скатиться с Настей на реку, а когда звучала гармонь, ожесточенно отбивал каблуками дробь, вызывал девушку на танец. А второй паренек, прославленный на всю округу комбайнер Ларион Гвоздев, подобрался к Насте бочком и сказал ей очень серьезно: