Юрий Лаптев - Следствие не закончено

Конечно, если бы такие слова дедушки Потугину передал кто-нибудь другой, они показались бы Федору Федоровичу обидными. Но… разве мог он серьезно обидеться на Веру Костричкину?

Ведь кому не известно, что девушки часто нелогичны в своих словах.

Да и поступках тоже.

Так и тут, увидав на лице Федора Федоровича неподдельное огорчение, Вера приблизилась к нему близко-близко и сказала уже совсем иным тоном:

— Не сердись, Федя. Просто я не хочу, чтобы тот же Роман Васильчиков называл тебя… фикусом!

И, видимо не доверяя убедительности слов, девушка обвила руками шею Федора Федоровича и впервые поцеловала его в губы.

Потом они старательно, не торопясь шли через рощу к реке.

А уже к вечеру, не желая расставаться, направились на строительство бани, где, по словам Веры, «команда старичков решила установить рекорд по строительному спринту».

И действительно, Потугин просто глазам своим не поверил, когда увидел поднявшиеся за считанные дни больше чем на два метра кирпичные стены. Еще больше удивил Федора Федоровича размах работ и разросшийся состав бригады: тут были и рабочие стекольного завода, и железнодорожники, и домашние хозяйки, и несколько пареньков из мелковозрастной футбольной команды.

Еще что бросилось в глаза Потугину — это большой фанерный щит с призывной надписью:

«Дорогой товарищ!

Удели час своего досуга благоустройству нашего города!»

Дальновидность руководителей стройки сказалась и в том, что в тени вязов стояли два накрытых холстинными скатертями стола, клокотал ведерный самовар, и каждый товарищ, уделивший час своего досуга благому делу, мог после трудов праведных почаевничать на свежем воздухе, в обществе двух приветливых хозяек: жены зубного врача и подруги актера. Правда, Елизавету Федоровну привели сюда не столько забота о строителях, сколько опасение за моральную стойкость Кондрата Средневолжского. Но кому это интересно!

Не могли добровольные строители сетовать и на культобслуживание; по всему пустырю разносился зычный голос Средневолжского:

Еще Потугина удивило, что первым, кто заметил его появление на стройке и поспешил к нему с приветствием, оказался Антон Антонович Повидло.

— Федору Федоровичу — почет и уважение!.. Наконец-то и вы к нам пожаловали.

— К вам? — удивленно переспросил Потугин. — А вы, товарищ Повидло, собственно, почему здесь обретаетесь?

— Причин достаточно! — На лице Антона Антоновича сразу возникла служебная озабоченность. — Начать с того, что с пятого июня я в отпуску, а без дела таким людям, как мы с вами, — скучно. Школа! Кроме того, здесь — на Заречной улице, дом одиннадцать — я родился, а в доме номер двадцать четыре окончил десятилетку. Здесь же, в райтопе, начал свою общественную деятельность. Так что, как старожил и патриот Стекольной слободы, я не мог пройти равнодушно мимо вот этого, — Повидло указал на плакат, затем, доверительно подавшись к Потугину, закончил: — А главное — пускать столь перспективное дело на самотек неразумно! Вы и сами не раз высказывали такую мысль: для того чтобы идущее снизу начинание принесло настоящую пользу, необходимо вовремя его возглавить и направить инициативу масс в соответствующее русло!

«Русло, как хорошо, что ты такое!» — некстати всплыли в памяти Федора Федоровича придуманные им же слова.

Хотя Повидло почти в точности повторил высказывание мудрой мамаши Федора Федоровича, да и сам он частенько спускал из своего служебного кабинета такого рода руководящие указания, здесь, на стройке, слова заведующего отделом коммунальных предприятий показались Потугину какими-то несерьезными.

А тут еще и Вера Костричкина, не сдержавшись, рассмеялась весело и откровенно.

И Федор Федорович решил обратить разговор в шутку.

— Вот уж не думал, что вы, Антон Антонович, такой остряк! — сказал он, с интересом рассматривая румяное, исполненное служебной многозначительности лицо Повидло.

— Остряк?!

— Ну как же — возглавить, направить в русло, увязав предварительно… А то еще — пресечь! Затрепали мы эти слова, товарищ Повидло. И правильно сказал на активе Василий Васильевич… нашему брату дай волю, так возглавителей этих самых у нас разведется больше, чем таких вот простых, хороших тружеников!

— Что я слышу? — удивленно и радостно, пожалуй, спросила Вера.

— Шутят они, — высказал почтительную догадку еще более удивленный словами Федора Федоровича Повидло.

— Нет, шутки в сторону!

Потугин действительно не шутил.

Просто он неожиданно увидел в поведении Повидло что-то вроде удачно выполненной карикатуры и на самого себя. Да и вся его деятельность после столь волнительного объяснения с Верой в роще показалась вдруг Федору Федоровичу куда менее значительной, чем представлялась до сих пор.

«Возглавить и нацелить! Выяснить и внедрить! Пресечь!..»

А воздвигать собственными руками города, выплавлять металл, строить домны, локомотивы, летающие экспрессы, смирять реки, засевать хлебом нетронутые просторы сибирских земель — это кто будет делать?

Много, не десятки, а сотни раз читал Федор Федорович в газетах, в журналах, книгах и по радио слушал подобные призывы, обращенные к таким, как он, людям — молодым и сильным, способным творить, создавать, строить.

Слушал, но как-то по-настоящему не задумывался. А если и возникало иногда сомнение, на ум сразу же приходили доводы — веские и успокоительные:

«Поскольку его старшие товарищи, учитывая его ум, организаторские способности и служебное радение, поручили ему, не кому-либо другому из его сверстников, а именно ему, Ф. Ф. Потугину…»

Разве это звучит не убедительно?

И разве он не оправдал оказанное ему высокое доверие?

Вот почему искренне изумилась, а затем и встревожилась мамаша Федора Федоровича, когда ее сынок — до сих пор такой благоразумный — высказал ей свои, судя по его виду, не на шутку волнующие его соображения.

Да еще и сравнение глупое привел: с фикусом сравнил самого себя.

— Прости меня, Федюша, но… когда ты идешь в отпуск?

Фелицата Ивановна спросила совсем не то, что хотела, потому что при разговоре присутствовал ее брат: хоть и свой человек Аркадий Иванович, но ведь он пришел к сестрице и племяннику не просто в гости.

А Фелицата Ивановна посоветовала братцу дождаться самого Федора Федоровича и переговорить с ним лично. «А мой Федя не выносит подсказки. Даже от меня; все сам, все сам… И вообще в последнее время Федюша очень изменился. Очень! И то сказать: с молодых лет в таких заботах!»