Юрий Лаптев - Следствие не закончено

Однако кладка кирпича шла еще медленнее.

Уже по-дневному начало припекать светило, когда на пустыре появилась еще одна личность — повышенной упитанности мужчина лет сорока, одетый в просторный парусиновый костюм и апостольские босоножки. Это был заведующий отделом коммунальных предприятий при горсовете Антон Антонович Повидло. Как и подобает человеку, находящемуся в отпуску, Антон Антонович каждое утро ходил на речку, делал там на песчаной отмели рекомендованные ему врачами гимнастические упражнения, окунаясь, гоготал, как целое стадо гусей, а затем неспешно возвращался домой.

Сегодня около строительства бани Повидло задержался. Некоторое время он молча наблюдал за работой, затем перекинул с одного плеча на другое мохнатое полотенце и произнес, иронически сощурившись:

— «Беда, коль пироги берется печь сапожник». Бессмертные слова!

— Вот и главное! Да разве стариковское это дело — с кирпичами барахтаться, — поддакнула Антону Антоновичу пожилая, язвительного вида женщина с корзинкой, из которой удивленно тянул голову гусь.

— А кроме того, в таком кустарничестве я лично не вижу никакой необходимости. — Повидло недоуменно повел плечами и повернулся к стоявшим в нескольких шагах от него любопытствующим женщинам. — Могу вас информировать, что каждое коммунальное строительство включено в общегородской план и в силу этого должно быть обеспечено как материалами, так и…

— Молчал бы уж лучше! — насмешливо крикнула Антону Антоновичу услышавшая его слова Захарова. — Только и знают, что языком болтать!

Женщины засмеялись. А одна — глазастая и черноволосая молодайка — сказала:

— Такие юристы работать не любят, перезрелые!

— Ясно. Он на готовенькое придет, свою тыкву попарить! — добавила пожилая женщина с гусем.

— Хо-хо! — обрадованно гоготнул сидевший в тени вяза дюжий, круглолицый парень в синей майке, туго обтягивавшей его широченную грудь.

И даже гусь вытянул в сторону Повидло голову на длинной шее и заорал непонятно, но тоже как будто насмешливо.

У Антона Антоновича от гнева и обиды даже испарина на гладком лбу выступила, и, не сдержавшись, он закричал на женщин, как частенько кричал у себя в учреждении, тонким начальническим голосом:

— Стыдно вам! Да я, хотите знать, три года трудился, как лошадь, без отпуска!

Но недаром говорит восточная мудрость: как ни трудно переплюнуть верблюда, еще труднее переспорить женщину.

— Эка невидаль — лошадь! А ты попробуй потрудиться не как мерин, а как человек! — уже с явной издевкой сказала молодайка.

— Ох-хо-хо! — Парень в синей майке давно так не веселился: «Вот взяли бабы в оборот начальника!»

— Сами-то хороши! — совсем уж неумно огрызнулся Повидло.

— Ничего, муж не жалуется, а если такому, как ты, не приглянулась — убытка нет, — ответила молодайка и решительно направилась к Кондрату Средневолжскому, который, неловко действуя лопатой, перемешивал в лотке раствор. Подошла, потуже стянула косынкой пышные волосы и сказала ласково:

— А ну, папаша, разрешите-ка мне часик покухарничать. А вы пока посидите в холодке, покурите. Устал, видать?

Средневолжский распрямил свою длинную фигуру в несколько приемов, как складной аршин.

— Годы сгибают нас, а не усталость, дочка! Вот не поверите, а ведь еще в девятьсот двадцать шестом году Раису Званцеву носил я на руках, по роли — Дездемону. А весила премьерша полных пять пудов!

— Ничего, вы и сейчас еще мужчина самостоятельный, — утешила актера молодайка.

Примеру молодайки последовала вторая женщина, тоже, видимо, возвращавшаяся с рынка. Затем на строительную площадку нерешительно направилась белотелая, благодушная на вид жена главного бухгалтера завода «Красный стекольщик». Этой не так захотелось потрудиться, как высказать Повидло фразу, которой бухгалтерша частенько ущемляла мужа:

— Не знаю, как бы такие беспомощные мужчины без нас обходились?

— Понял, чем дедушка бабушку донял? — обратился к Антону Антоновичу парень в синей майке. — Да, милочек, в нашей стране, по причине социализма, женский пол такую силу набрал, что другому дяде надо накрыться шляпой и не вякать.

— Вот ты и не вякай! — неожиданно напустилась на парня пожилая женщина с гусем. — Ишь расселся на хорошем месте, лодырь!

— Кто это лодырь? — на круглом белобровом лице парня выразилось удивление.

— Да хошь на себя посмотри, хошь на него: сошлись толстомясые как два лопуха под тыном. Тьфу!

— Но, но!.. Вы, мамаша, выражайтесь поаккуратнее, поскольку беседуете с неизвестными вам людьми, — произнес парень с достоинством.

— Вот именно! — поддакнул и Повидло, почувствовавший союзника.

— Ох, напугали! А что вы за люди такие, никому не известные?

— Мы? — Парень погасил о подошву щегольского полуботинка папиросу, затем поднялся с земли, заботливо отряхнул брюки и лишь после этого внушительно отрекомендовался: — Платон Ермаков, не слыхали, часом, про такого лодыря?

— Нет, не приходилось. Знала до войны одного Ермакова, так то был старец, церковный староста от Сорока мучеников.

— Ермаков?.. Позвольте… — Повидло часто заморгал глазами, припоминая. Потом обратился к женщине с торжествующей укоризной: — Эх, вы! Не узнали лучшего нашего машиниста и депутата в горсовет! Вот и всегда у нас так, не разберутся…

— Так ведь у него на лбу не обозначено, что он депутат, — нимало не смутившись, сказала пожилая женщина. И, перецепив корзинку с гусем на другую руку, добавила не без ехидства: — Мне что удивительным показалось, уважаемые старички и те взялись к празднику порядок в городе наводить, а два молодых мужика знай себе похохатывают. Будто веселое кино смотрят.

— Понятно, мамаша, но все-таки… Не знаю, как товарищ, а я зубоскальству не обучен. Вот какие дела, — сказал Ермаков и, степенно раскачиваясь на ходу, направился на площадку.

— Дела, коли так, ничего. В самый раз дела! — сказала пожилая женщина вслед Платону уже приветливее и пошла в другую сторону, кренясь от увесистого гуся.

И домохозяйки и Платон Ермаков поработали на стройке недолго: у женщин своя забота — дом, а молодому машинисту во вторую половину дня надо было заступить на смену. Но вскоре после ухода этих добровольных помощников бригада Анны Петровны Захаровой получила новую поддержку: со стекольного завода на строительство прибыло сразу семь человек — бывшие ученики и подручные Ивана Нефедовича Козлова. И эти сноровистые к физическому труду люди поработали неполных три часа, но кирпичей уложили за это время столько, что основному составу бригады хватило бы на три, а то и на четыре рабочих дня.

— Вот только сейчас я понял, насколько благороден труд строителя! — возвестил Средневолжский, картинным жестом обведя полуметровое основание стены. — И если б демон или рок вернул меня к истокам жизни, как Фауста, и, поверьте, други, я не стал бы лицедеем! Подумать только, это зиждется моим трудом! Кто же я?.. Создатель?!