Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

В группе депутатов, уже собравшихся в просторном вестибюле думы, громко разглагольствовал плотный, подкрашенный брюнет с седой, нарочно оставленной прядью:

— Мы своей резолюцией отказали в доверии и поддержке образовавшейся в Петрограде самочинной власти.

— Казаки тоже голосовали?

— Само собой разумеется. Второй резолюцией мы поддержали наш революционный комитет — ему и вручена вся власть в Оренбурге и окрестностях. В Петрограде тоже организован Комитет спасения родины и революции — он принимает меры к восстановлению деятельности правительства. Версия об аресте Керенского — выдумка большевиков.

— Внимание! — предупредил один из слушателей, заметив Александра Коростелева, Джангильдина, Кичигина и Краснощекова — большевика из Орска, которые быстро прошли по вестибюлю и поднялись на галерею, где находились места для гостей.

Только что получено известие о большевистском перевороте в Петрограде, о низложении Временного правительства, и страсти сразу накалились до предела.

В сдержанном гомоне голосов на галерее выделялись отдельные, с нажимом произнесенные фразы:

— Помилуйте, князь Николай Николаевич — герой Кавказского фронта…

— На бирже дела аховые…

И самоуверенный баритон какого-то «политика»:

— Образовано новое министерство: председатель — министр Ленин, министр иностранных дел — Троцкий, министр внутренних дел — Луначарский. Но им предъявлено категорическое требование: немедленно остановить гражданскую войну и образовать революционную власть с участием всех партий.

— Какая чушь! — возмутился Александр Коростелев. — Упрекают большевиков в том, что они вызывают гражданскую войну, а сами дают полную волю вождям казачества для кровавых расправ с народом.

— Но теперь, кажуть, объявилась нова политическа власть — Комитет спасения, — с лукавой усмешкой сказал Краснощеков. — Вывеска атаману подходяща.

Небольшой, но высокий зал думы был переполнен. Галерея ломилась от нахлынувшей публики, желавшей послушать прения. Все хозяйственные дела, обсуждавшиеся здесь в течение нескольких месяцев почти ежедневно, были отодвинуты на задний план жгучим вопросом об отношении думы к большевикам.

Председатель — бойкий журналист Корчагин произнес скорбную речь:

— Нашу родину постигло несчастье: в Петрограде большевики захватили власть, и всюду воцарилась анархия. На улицах городов стрельба. Теперь уже имеются точные сведения об аресте Временного правительства. Для нашей страны бьет двенадцатый час. Но родина принимает вызов, и авантюра Ленина будет ликвидирована.

— Мы выслушаем все их наскоки, а ответим на них в своем «Пролетарии», — сказал Александр Коростелев товарищам.

Слово было предоставлено губернскому комиссару, эсеру Архангельскому. Он заговорил с трагическим пафосом:

— В тот момент, когда Временное правительство на пороге Учредительного собрания решало наболевший вопрос о земле, большевики вознамерились захватить власть в стране.

— И захватили!.. — дерзкий голос с галерки (похоже, Харитона Наследова).

Зал колыхнулся, насторожился. Архангельский, будто не обратив внимания на выкрик, но сразу забыв о риторике, продолжал уже в ином стиле — вот-вот сорвется на брань.

— Самара, Уфа, Москва, Петроград заняты большевиками… Фронт и общество требуют восстановить Временное правительство. Полумеры не помогут. Мы долго колебались, но выбора нет. В Оренбурге введено военное положение, и вся полнота власти передана атаману казачьего войска. Войсковой атаман Дутов категорически заявил, что здесь захват власти большевиками не будет иметь места.

— Это мы еще посмотрим! — уже в несколько голосов дружно ответили с галерки.

Городской голова Барановский объявил, что он пригласил на заседание Дутова, и попросил предоставить ему слово.

— Какие трогательные альянсы! — сказала Мария Стрельникова. — Об этом стоит написать мемуары, чтобы лет через полсотни, когда исчезнут предательство и лицемерие, люди имели представление о том, какая шла борьба.

Дутов уже стоял на трибуне, окидывая собрание властным взглядом.

— Мне приходится выступать здесь при очень тяжелых условиях, — заговорил он негромко, явно не заботясь о том, чтобы его услышали на галерке. — Мое имя произносится на всех перекрестках, поэтому я хочу открыто сказать, к чему я иду. Я заявляю, что мы, казачество, всеми мерами будем поддерживать Временное правительство. Я имею одобрительные по этому вопросу телеграммы от всех казачьих войск. А Дон пошел еще дальше: он пригласил Керенского в Новочеркасск, где гарантирует Временному правительству полную безопасность. — Дутов смолк, проверяя произведенное его словами впечатление, и снова оглядел зал.

Речь его была вознаграждена бурными овациями.

Городской голова Барановский предложил оказать атаману Оренбургского казачьего войска полное доверие. Гласные думы единодушно проголосовали. В заключение дума заклеймила «преступную авантюру большевиков», «которая открывает свободную дорогу армии Вильгельма и пролагает пути для контрреволюции в стране».

Утверждая этот пункт, многие из гласных оглянулись на большевиков, но увидели такие откровенно насмешливые презрительные и даже грозные лица, что сразу присмирели, тем более что их защитника, атамана, в зале уже не было. Чем черт не шутит: вдруг эти отчаянные, во многом загадочные люди устроят в Оренбурге такой же переворот, как в Петрограде!

Живы еще были в памяти вспышки дореволюционных восстаний, которые сотрясали губернию, шатая императорский трон всея Руси. Баррикады девятьсот пятого года. Вон сколько одних главарей, а за ними целая армия рукастых, горластых, бесстрашных рабочих, которые всем недовольны. Что им стоит запросто сцапать смелого, но коротконогого атамана? Как тогда быть?

Большевики молчали.

За свое долготерпение и выдержку они были вознаграждены откровенным выступлением гласного господина Смыслова:

— Вводя военное положение, мы берем под контроль бессознательные массы, которые сейчас издерганы и, поддаваясь большевистским лозунгам, готовы на любые эксцессы. Таким образом, угрожая голодным и обездоленным, мы защищаем классы обеспеченные, — без обиняков заявил он.

— Не часто можно услышать от них столь откровенные слова, — сказал Кичигин. — Все болтали, и никто не брал на себя суровой ответственности, а теперь отношения определились.

— Завтра нас начнут вешать и расстреливать, если мы не примем нужные меры, — ответил Александр Коростелев.

Теперь город считался на военном положении, и всюду стояли казачьи караулы, всюду рыскали казачьи разъезды.

Александр Коростелев сам видел по пути домой, как были заняты казаками здания телеграфа, банка, вокзала, как выставлялась усиленная стража возле арсенала и депо.