Анатолий Дементьев - Прииск в тайге

— А чего пугаться? — спокойно спросил Парамонов. — Зареченск — не Златогорск, пусть только сунутся.

— Какой вы, право! Что помешает им захватить прииск? Старатели только и ждут случая всех нас схватить за горло. Они — сухая солома, чиркните спичкой — к разом вспыхнет. Отряд — это спичка.

— А ежели солому-то водой полить? Ежели мы их за горло схватим? А? Да сдавим, вот так, — старик согнул пальцы в кулак, будто и впрямь кого-то душил. — Казаки-то на что? Забыл?

— Казаки! После того, как исчез хорунжий Тавровский…

— Сопляк он.

— Что вы сказали?

— Сбежал, говорю, ваш хорунжий.

— Да, вот именно сбежал. Струсил. Предал товарищей. После его бегства среди казаков началось волнение, еще неизвестно, на чьей стороне они выступят. Да и командовать отрядом некому.

— Найдется кому скомандовать. Есть верный человек, и Федька там свой парень. Ты не кипятись, Дмитрич. Сядь да расскажи, что знаешь.

— Некогда сидеть, надо действовать.

— Будем и действовать.

Спокойствие Парамонова передалось и горному инженеру. Он перестал метаться по комнате, бросил на скамейку форменную фуражку и сел на нее. Вошел Федор. Парень в отца и лицом, и ростом, из себя красавец, могучий, такой же хитрый, как и родитель, отчаянно смелый и проворный. Прислонясь к косяку, стал слушать разговор отца с инженером. Иноземцев говорил быстро, запальчиво, Игнат Прокофьевич отвечал не торопясь, рассудительно, на губах старика играла снисходительная улыбка.

— Значит, решено, Игнат Прокофьич?

— Выходит, решено.

Инженер поднялся, нахлобучил смятую фуражку и, провожаемый Федором, ушел. А через полчаса Федор, одетый в новенький полушубок и подпоясанный цветным гарусным кушаком, на лучшей лошади галопом помчался по спящим улицам Зареченска.

Едва из-за гор выглянуло солнце и разбросало по долине скупые негреющие лучи, как на дороге, ведущей к прииску со стороны Златогорска, показался большой вооруженный отряд. Люди, одетые в овчинные полушубки, солдатские шинели, короткие пальто, кожаные или суконные тужурки, были вооружены трехлинейными винтовками, охотничьими дробовиками, револьверами, саблями. Отстав на версту, тянулся обоз. Впереди отряда ехала группа всадников, среди которых выделялся коренастый крепкий мужчина лет сорока, с лицом строгим и волевым. Придержав лошадь, он поднес к глазам бинокль и долго смотрел на раскинувшийся внизу старательский поселок. Подозвал одного из всадников.

— Топорков, как думаешь, нас там ждут?

— Григорий Андреич уверен, что нет. Ежели внезапно ударим — наш будет Зареченск. Без боя возьмем.

— На это рассчитывать рискованно. Казаки в поселке.

— Каргаполов давно ведет работу в казарме. У него агитаторы есть, из казаков же. Как хорунжий у них улизнул, многие сразу стали на нашу сторону.

— Н-да… — Давыд Рогожников еще раз посмотрел на поселок. — Как по-твоему, откуда лучше выехать к Зареченску?

— От речки, за кустами, потом огородами.

— Возьми пять бойцов и поезжай вперед, разведай.

Василий Топорков круто повернул рыженькую мохнатую лошадь, что-то сказал товарищам, и шестеро конников поскакали к Зареченску. Рогожников, не отрываясь, наблюдал за ними в бинокль. Вот маленький отряд скрылся за пригорком, вот он показался у окраины поселка и вдруг рассыпался. Фигурки всадников, отчетливо видные на белом поле, заметались. Взмахнув руками, один всадник упал с лошади, потом второй, остальные поскакали обратно.

— А, черт! — скрипнул зубами Давыд. — Напоролись, — и, привстав на стременах, громко подал команду: — Приготовиться к бою! Отря-а-ад! За мной!

Пришпорив коня, он поскакал к прииску. За ним рванулись все конники. Отряд растянулся в цепочку и стал огибать Зареченск по извилистому берегу Черемуховки, прикрываясь хоть и голыми, но густыми кустами. Бойцы срывали с плеч ружья и винтовки, вытягивали из ножен клинки и, размахивая ими, ворвались в узкие улицы поселка. И тотчас с огородов, из дворов, с чердаков и еще откуда-то часто защелкали выстрелы. Группы конных казаков появились справа, слева, впереди. Со свистом и гиканьем они врезались в отряд Рогожникова. Все смешалось в кучу, и нельзя было разобрать, кто наступает, а кто обороняется. Испуганно ржали лошади, вздымаясь на дыбы, били по воздуху передними ногами, крутились на месте, разбрасывая снег, падали, увлекая за собою всадников. В солнечных лучах молниями вспыхивали клинки, оставляя за собой еле уловимый голубовато-серебристый след. В морозном воздухе сухо щелкали выстрелы, зло свистели пули и с коротким чмоканьем ударялись в бревна, в камни, зарывались в снег, поднимая облачка белой пыли. Хриплые выкрики людей, ругань, стоны и предсмертные вопли слышались там и тут. Падали всадники, расползались красные пятна по взрыхленному конскими копытами снегу. Серая лошадь, звонко заржав, повалилась на спину, придавив собою всадника — молодого светловолосого парня в черном коротком полушубке. Над парнем нависла тень разъяренного казака. Крутанув по воздуху саблей, он крикнул остервенело:

— Получай, оборвыш! — и с силой опустил клинок.

К месту боя отовсюду бежали старатели. Те, у кого были ружья, припадая на колено, стреляли и снова бежали. Казаков явно теснили, среди них началось замешательство, они бестолково бросались из стороны в сторону, не зная, что делать.

— Наша взяла! Отступают!

— Братцы, за что? Помилосердствуйте.

— Черт те брат.

— Дави, глуши их, окаянных!

Казачьи группы, повинуясь команде рослого, со зверским лицом человека, перестроились и снова бросились в атаку. Высокий, с большими руками старатель в изодранном зипунишке схватил за ногу рослого казака, того, что командовал, стянул с лошади. Оба, крепко обнявшись, покатились по снегу, хрипя и страшно ругаясь, давили друг друга, пинали и рвали зубами. Из группы пеших бойцов выделился один: без шапки, светлые густые волосы трепал ветер. С отчаянной смелостью он бросился вперед.

— Остановитесь, кого бьете?

Казак с красным, как после бани, лицом осадил перед ним лошадь, высоко занес клинок. И тогда к смельчаку бросилась женщина, заслонила его собой, разметав руки, вызывающе, с ненавистью крикнула:

— Ну, убивай!

Краснолицый опешил, медленно опустил руку с саблей, и конь под ним заплясал, приседая на широкий зад. А женщина, уже не обращая на казака внимания, повернулась к другим:

— Против кого идете? Здесь отцы ваши, братья. Казаки! Вас обманывают. По всей России победила революция, а вы зачем напрасно проливаете кровь? Переходите на нашу сторону. Воевать надо с теми, кто угнетает рабочий народ.

Краснолицый, все еще придерживая пляшущую лошадь, не знал, что делать, и растерянно оглядывался на товарищей. Казаки медленно отъехали в сторону.