Ваграм Апресян - Время не ждёт

Наумов по-мальчишески волновался. Став перед Игнатьевым и слегка раскачиваясь на ногах, он собрал в руку свою русую бородку, опираясь локтем на ладонь другой руки, и сказал тихо, с расстановкой:

— Я подготовил план похищения царя, чтобы устроить над ним народный суд. За «Кровавое воскресенье», за нынешние изуверства карательных отрядов он должен держать ответ!

От неожиданности Александр привскочил. Он вспомнил, как вечером девятого января пришел к нему Володя и рассказал о виденных им ужасах, метался по комнате, сверкая глазами, хватался за волосы, грозил убийцам, потрясая могучими кулаками. Потом он заперся у себя и недели три изливал в стихах свою душу, гневно взывающую о возмездии. Затем как будто утихомирился. Теперь же Игнатьеву стало ясно, что покоя у Володи не было. Внутренне Александр был несогласен с выдвинутой поэтом идеей, но любопытства ради попросил его изложить свой план.

Живя постоянно в Петергофе, Володя сблизился со многими конвойцами сводного конногвардейского полка, участвовал с ними в играх, катался на лодке. Более тесную дружбу завязал с теми, кто дежурил возле здания и в самом здании телеграфа. Известная часть конвойцев по-своему возмущалась кровавыми событиями девятого января, считая, что злодеяние это совершено против воли царя. Но нашлись человек пять конвойцев, которые в беседах с Володей обвиняли во всем самого царя. Володя поддерживал это мнение, разжигая их недовольство. Как-то, выбрав пятерых наиболее надежных, он подсказал им мысль о создании кружка для слушания лекций. Те согласились. Связавшись с большевиком Лалаянцем, Наумов попросил дать пропагандиста. Лалаянц поручил руководство кружком конвойцев Михаилу Алексеевичу Сергееву [2]— члену военной организации Петербургского комитета РСДРП. В дни, когда часовым стоял «свой» человек, Сергеев приезжал в Петергоф и его пропускали в зону оцепления по одному кивку Володи. Так начал работать в берлоге зверя большевик Сергеев.

Вскоре работа эта перестала удовлетворять нетерпеливого Володю. Он хотел действия, «а тут — слова, слова...» Не информируя Сергеева о своем новом замысле, он занялся «обработкой» более широкого круга конвойцев. Володя использовал настроения казаков, национальные чувства которых были ущемлены засилием немцев при царском дворце. Отпрыски остзейских баронов назначались на высокие военные должности и особым актом вносились в списки казаков донских и кубанских станиц. Среди казаков-конвойцев шли разговоры о том, что царица-немка производит своих немцев в генералы, адмиралы, губернаторы.

Володя предложил близким к нему конвойцам написать воззвание к казакам, объяснив им, что царь обманут царицей и министрами-немцами, что эти злодеи метят на престол, хотят погубить государя, дабы самим править Россией. Открыть же глаза царю должны те, кто стоит ближе всех к нему, то есть казаки конвоя. Так как царь может им не поверить и остаться в пагубном своем ослеплении, то надо его похитить, спрятать в надежном месте и помочь ему прозреть. Когда он прозреет, поймет, какое злодейство вокруг него замышлялось, казаки вернут его на престол и тогда царь издаст указ о разгоне немцев. Самих же казаков за свое спасение царь щедро вознаградит — кого деньгами, а кого назначит и на большие должности.

Сформировав инициативную группу из активных приверженцев идеи похищения царя, Володя пригласил Игнатьева для участия в этом деле. Рассказав всю историю подготовки плана, Наумов обратился к другу:

— Так вот, Шура, что от тебя требуется. Слушай по порядку. Во время очередной прогулки царя по парку Александрия конвойцы схватят его и понесут к берегу моря. Там его будет ждать под парусом быстроходнейший буер, а в нем — я и трое казаков. Буер пересечет Финский залив в самом узком месте и пристанет к берегу западнее Тюрсево. Ты должен будешь ждать нас там с экипажем. Мы увезем нашего пленника в Ахиярви, где в лесу для него будет подготовлена землянка. Вот и весь план, Шура. Сейчас я свяжу тебя с казаками из инициативной группы для уточнения деталей плана, — почему я и вызвал тебя в Петергоф. Разумеется, ни один из казаков ничего не должен знать о суде, о предстоящей казни Николая второго.

Кончив говорить, Володя сел в кресло против Александра и выжидательно посмотрел на него. План был разработан неглупо и мог быть осуществлен при участии конвойцев, решил Александр, почесав лоб. Он вообразил, какую громовую сенсацию подняло бы на весь мир похищение Николая кровавого. Однако Игнатьева больше интересовало не то, что скажет мировая пресса, а что скажут его новые друзья. Собственно, Сагредо уже высказался по этому поводу: буржуазно-помещичья гидра имеет миллион голов и одиночными выстрелами ее не убьешь... Пауза затянулась, Володя ждал ответа. Александр встал. Теперь он стоял, а Володя сидел. Александр взял со стола костяной нож для разрезания бумаги, осмотрел с двух сторон резьбу на рукоятке, положил его на место и сказал как можно спокойнее:

— Милый Володя, по-моему, ты не выдержал своего условия.

— Какого условия?— не понимая, встрепенулся Наумов.

— Ты сказал, что это просьба лично ко мне, а выходит, что, кроме меня, нужен еще суд, очевидно партийный, действующий именем народа?

— Разумеется, ты договоришься со своими...

— Меня высмеют, — прервал Александр.— Наша партия против подобных авантюр... Да и сам я внутренне убежден в бессмысленности твоей затеи.

— Ты находишь бессмысленным судить палача народа?— вспыхнул Володя.

— Этого я не сказал. Придет время, народ будет судить, и не только его, а сейчас — не время...

— Сейчас время пропаганды, — перебил Володя, — время словоизвержений и тайных сборищ. У вас работают языки, а у карателей самодержавия — пулеметы и пушки. Они рубят, истребляют невинных людей, а вы речи держите, кукиш в кармане показываете убийцам!— выпалил Володя, размахивая руками. Он встал, сунул руки в карманы и, слегка подавшись вперед, глянул сверху на Александра. — Как ты изменился, Шура, не узнаю тебя... Я разочаровался в тебе!

— Ну и горяч же ты, Володя. Ты хочешь, чтобы я отказался от своих убеждений и принял твои, чтобы ты не разочаровался во мне, не так ли? Но ведь это получается моральное насилие. Вот я действительно не узнаю тебя — сторонника свободы убеждений.

— Ты не обижайся, Шура, лучше скажи — не хочешь участвовать в деле?— спросил Володя, в упор глядя на Игнатьева.

— Нет, решительно нет. Больше того, я рад, что отказом предоставить Ахиярви я срываю твой план. А тебя я люблю и хочу, чтобы ты отдал свою могучую энергию и честное сердце более важному делу.

Слова «срываю план» вызвали новую вспышку гнева у Наумова. Он зашагал по комнате, сверкая глазами, ударяя кулаком в левую ладонь и ругая «приверженцев словесных прений». Он страшно обиделся и грозился, что обойдется без Игнатьева. Произошла размолвка, и Александр уехал расстроенный.