Ваграм Апресян - Время не ждёт

В течение многих лет, с небольшими перерывами, Александр Михайлович поддерживал письменную связь с Алексеем Максимовичем Горьким. Прибыв в Петроград, Игнатьев побывал у писателя не раз. Узнав подробности истории открытия самозатачивания, Горький пришел в восторг, начал расспрашивать Игнатьева о его опытах, обсуждал вместе с ним планы создания исследовательской лаборатории. Алексей Максимович рассказал об изобретении Марии Федоровне, Друзьям, ввел Игнатьева в круг своих знакомых. Он одобрил стремление изобретателя закончить в первую очередь изготовление заводских типов оптического прицела, говоря раздумчиво:

— Да, вы правы, пока прицелы важнее для революции.

Прицел изготовлял на Орудийном заводе мастер Гнедин. Он почти закончил первый усовершенствованный образец, как вдруг начали эвакуировать завод из Петрограда. Наступал Юденич.

Александр Михайлович добровольно вступил в Красную Армию и был назначен инспектором противовоздушной обороны Петрограда. Он наскоро изготовил на заводах несколько оптических прицелов простой конструкции и начал обучать первых красных зенитчиков стрельбе по самолетам врага. По совместительству Игнатьев работал чрезвычайным комиссаром по снабжению Красной Армии военными приборами, членом комиссии по разгрузке Петрограда, председателем комиссии по разгрузке Гутуевской таможни под Петроградом.

Он редко встречался с друзьями, с Каниной и даже дома бывал лишь иногда, на бегу.

В августе 1919 года под руководством товарища Сталина были разгромлены войска Юденича. Избавленный от угрозы со стороны контрреволюции, город начал налаживать жизнь.

Игнатьев часто стал бывать дома, в котором царило небывалое оживление. Даже старый Михаил Александрович выглядел очень бодро, работал без устали в лаборатории и читал в разных местах лекции о ветеринарии и о мясоведении. Как-то сын сообщил ему, что собирается отправиться на поиски эвакуированного, Орудийного завода. На пути в Нижний Новгород баржа с оборудованием завода застряла в каком-то речном порту. Александр Михайлович намеревался найти баржу, взять оптический прицел, чертежи к нему и довести дело до конца. Михаил Александрович одобрил план сына и в свою очередь поделился с ним выпавшей на его долю радостью. Глаза его горели от возбуждения таким молодым огнем, даже не верилось, что старику 69 лет.

— Шурочка, у меня большая новость, — рассказывал он с сияющим видом, — вчера пришел ко мне представитель Советской власти — он так и назвал себя — и предложил стать научным руководителем большой лаборатории по борьбе с эпизоотией. Говорил, что мне дадут много сотрудников, аппаратуру — словом, все условия, о которых я мечтал всю жизнь.

— Откуда этот представитель?

— Из какого-то наркомата. Сказал, придет еще раз для окончательных переговоров.

Но второй раз представитель наркомата не пришел за магистром ветеринарных наук. Вечером того же дня Александра Михайловича разыскали в городе и сказали, что отцу плохо. Сын немедленно поехал домой и застал Михаила Александровича лежащим в постели без движения, кисть его правой руки безжизненно свисала с кровати, бледное лицо покрылось мелкими капельками холодного пота, а в глазах уже погасли яркие огоньки, горевшие еще утром в предвкушении большой творческой работы.

Михаилу Александровичу стало дурно в лаборатории. Его привели домой в тяжелом состоянии, и он тут же потерял сознание. Он несколько раз в течение ночи приходил в себя, но ненадолго. Утром 14 сентября 1919 года он умер на руках у сына.

На похороны пришли друзья, коллеги, был и Белоцерковец. Речей больших не произносили. Александр Михайлович произнес, прощаясь с отцом, две фразы:

— Отец родился крепостным и умер ученым, получившим от молодого социалистического государства приглашение участвовать в развитии новой науки на благо народа.

Тяжелая утрата отдалила на некоторое время начало поисков баржи. Снабженный специальным правительственным удостоверением, Игнатьев в конце сентября уже путешествовал по рекам, ведущим в Нижний Новгород.

Труды Александра Михайловича не пропали даром. Баржу он нашел. Нашел в прекрасном состоянии и оптический прицел с чертежами. Безмерно обрадованный, изобретатель вывез свои находки в Москву, в Главное артиллерийское управление Красной Армии.

Горький жил в Москве. Игнатьев пошел к нему в гости и рассказал о своих мытарствах в поисках оптического прицела. Писатель слушал его с большим интересом и еще раз оценил значение прибора для Красной Армии, защищающей молодую Советскую республику от интервенции четырнадцати государств.

— Где вы остановились, Александр Михайлович? — спросил Горький в конце беседы.

— Нигде. Пока скитаюсь по квартирам знакомых. — Вот как? В таком случае живите у меня. Здесь вам никто не помешает работать, — предложил Горький. Игнатьев смутился, но попытался отговориться.

— Меня многие знакомые приглашают к себе, — сказал он.

— Чем же я хуже других ваших знакомых? — развел руками Алексей Максимович, деланно обижаясь.

— В том-то и дело, что вы лучше всех, поэтому не смею вас беспокоить.

— А вот сейчас вы измените свое мнение обо мне. Что вы скажете, если я возьму и не отпущу вас, насильно заставлю жить у меня?— сказал Горький и рассмеялся, проводя пальцами по усам.

Игнатьев уступил «насилию». Он прожил у Горького несколько дней. И хотя старался не отвлекать Алексея Максимовича от дел, ничего не получалось. Горький сам захаживал в комнату изобретателя, рассматривал чертежи, прося объяснить их содержание, расспрашивал о его успехах. Игнатьев отвечал на все вопросы, скрывая свои невзгоды. Но однажды не выдержал и пожаловался Горькому:

— Неважные у меня дела, Алексей Максимович. Мешают мне, очень хитро препятствуют выходу моего изобретения в свет.

— Противники объявились? Кто такие? — спросил Горький, не удивляясь этой новости.

— Часть специалистов царского ГАУ — генералы и офицеры, объявив о своей лояльности к Советской власти, перешли на службу в Главное артиллерийское управление Красной Армии. Среди них есть спецы, по-моему, неискренние люди. Они-то и закрывают пути новым изобретениям, в том числе и моему оптическому прицелу. Есть там, правда, немало и честных людей, однако на них давят своим авторитетом эти спецы. Трудновато с ними воевать.

Слушая, Горький досадливо хмурился, как-то необычно дымя папиросой.

— Не огорчайтесь, Александр Михайлович, — успокаивающе сказал он, — вы не одиноки в своей борьбе против спецов. У вас найдутся авторитеты, помогущественнее их, и вы обязательно окажетесь в выигрыше.

В недвусмысленных словах Горького Игнатьев все же не мог понять одного: кого имел в виду великий писатель, говоря о могущественных авторитетах?