Михаил Алексеев (Брыздников) - Девятьсот семнадцатый

Святейший синод равноапостольской церкви отпускает из своих средств вашему центру три миллиона рублей на организацию христианских сил. Святой собор церкви православной берет под свою защиту всех вас и тех, кто с вами. Мы сегодня шлем в сатанинский ревком не только нашу просьбу, но и грозное предостережение. Мир вам, братия мои во Христе.

— Аминь, — в тон ему промолвил полный человек во фраке, в высоком стоячем воротничке, на который нависал жирный, тронной подбородок. — Аминь. Господа офицеры, — мужайтесь. От имени биржевого комитета я в свою очередь заверяю вас, что все силы истиннорусских промышленников и финансистов перешли давно уже на вашу сторону. Меньше слов — больше дела. Задача — как можно скорее раздавить революцию. Не стесняйтесь в средствах. Для достижения цели все средства хороши. Цель оправдывает их. Мы, биржевой комитет, со своей стороны, следуя по стопам наших пастырей, вносим в фонд спасения родины пять миллионов рублей плюс миллион рублей, который мы отпустила вам в прошлый раз, как первый взнос.

— Браво, браво, господин Бахрушин, — сказал полковник. — При такой поддержке всей нации мы, безусловно, победим.

— Благословляю тебя, сын мой, и от всего сердца целую тебя.

Священник и финансист звонко расцеловались.

— Видите, господа офицеры, — сказал полковник. — Все живые силы русского народа на нашей стороне. Победа обеспечена в недалеком будущем. Не будем же терять драгоценного времени. На улицах еще льется кровь, в данном случае бесполезно…

— Ваш план, полковник?

— Заключить мир на бумаге. Едем на юг, на Дон, Кубань, Терек, Днепр. Здесь на месте оставим хорошо сколоченный кулак. Будем готовить боевые силы и подготовлять народ к Учредительному собранию.

— А нельзя ли без учредилки?

— Зачем? Нужно испробовать все средства. Разумеется, готовясь к Учредительному собранию, мы вовсе не должны оставлять вооруженной борьбы. Она идет и скоро развернется повсеместно. Но учредилку мы используем. По имеющимся у нас сведениям, большинство депутатов выбрано от наших сторонников.

— Тогда дело другое.

— Конечно. Иначе, с какой бы стати мы ратовали за учредилку! Итак, решено: мы сдаемся. Так сказать, уступаем в пространстве, чтобы выиграть во времена. Господа офицеры, через десять минут — по своим местам. Кстати, в соседней комнате есть пища телесная. Желающих милости прошу наскоро выпить и закусить.

— Куда путь держите, полковник?

— Из Москвы?

— Да.

— На Дон, к Каледину.

— Отлично, и я с вами, — заявил Бахрушин.

В больнице, на скорую руку приспособленной под госпиталь, Щеткин быстро пришел в себя. Тут же он хотел подняться с койки и отправиться в ревком, но санитарки не пустили:

— Нельзя. Отдыхай. Сил наберись.

Щеткин поспорил с ними, но подчинился. В первый раз за боевую неделю он сытно поел, его начало клонить ко сну.

«Ладно уж», — сказал он сам себе. — Пересплю часок, отдохну да снова за винтовку».

Спал Щеткин долго и вряд ли проснулся бы сам, если б его не разбудили. Он открыл глаза. Над ним склонилась санитарка.

— Проснись, товарищ, — говорила она.

— А что?

— Тебя спрашивают.

Щеткин вскочил на ноги, потрогал повязку на ране. Особенной боли не чувствовалось.

— То без памяти, а то… ишь, какой шустрый, — изумлялась сиделка.

— Это потому, тетка, что я без памяти… спать хотел. Без малого четыре ночи не спал, — вот и: свалился.

— А рана?

— Какая рана? Вот эта, что ли? — шлепнул Щеткин себя по лбу ладонью. — Это не рана, тетя, а царапинка.

— Ишь ты, герой какой. Хоть бы побрился, а то в щетине весь.

— На то и Щеткин, чтобы в щетине быть. Ха-ха! А кто спрашивает?

— Приходили из ревкома, спрашивали. А нынче какая-то барышня ждет.

— Так зови.

— Сюда нельзя. Сам ступай, добро — ходишь.

— Ну, что ж! Давай разматывай мне это. Что я, турецкий паша? Ишь, накрутили на лоб. Да умыться бы.

— Ну и пострел! Как к барышне, так прихорашивается.

Щеткин покраснел.

— Ну, ну, давай тетка. Некогда мне с тобой лясы точить.

У входа в больницу, в небольшом коридорчике, Щеткин увидел Варю Кисленко. Девушка сидела на скамье у стены и как будто дремала.

— Здравствуй, Варя. Чего ко мне? — спросил Щеткин, подсаживаясь к ней.

— Здравствуй, товарищ Щеткин. Пришла навестить.

— Вот и спасибо. А что, из отряда ушла, что ли?

— Почему думаешь?

— Да без оружия.

— Распустили отряд наш. Победили мы юнкеров.

— Что говоришь! — вскричал Щеткин. — Ах, чорт, — без меня! Надо побежать в ревком.

— Пойдем вместе.

По дороге Щеткин, любуясь стройной фигурой и открытым приятным липом Вари, расспрашивал ее о многом. Девушка доверчиво рассказывала. Из ее слов Щеткин узнал, что Варе двадцать один год, что она живет с матерью — обе ткачихи. Что был у нее жених, да забрали его на войну, где и погиб он.

Но самое основное было то, о чем девушка не сказала ему ни слова, но что почувствовал он всем своим сердцем. Он нравился ей, — вот что закружило голову Щеткина радостью.

— Варюша, — сказал он, когда они подошли к ревкому. — А как мое обличие… Гм… Ничего?..

— Хорошее обличие, — просто ответила девушка, прямо взглянув в глаза ему.

— И ты мне нравишься… Варя.

— Вы просто так, шутите, — заявила девушка и неожиданно добавила: — А я к вам ведь по делу пришла.

— По какому делу?

— У вас квартиры нет. Один. Идите к нам жить. Хоть комната одна, да чулан еще есть. Плохо, да лучше, чем нигде.

— А как же мамаша?

— Она рада будет. Я рассказала ей вчера про ваши подвиги. Вот она и послала меня. Иди, говорит, проси — если он бездомный. Такого героя всегда приятно уважить.

— Ну, уж и героя, — закраснелся Щеткин. — Так вы в общежитии живете при фабрике?

— Да, приезжайте, товарищ Щеткин.

— Зови меня Петром, чего там величать каждый раз. Да что за выканье — не господа.

— Согласна. Так ты, Петя, приходи. Я приготовлю тебе все. И в баню сходить можно. У нас есть. И белье отцовское осталось.

— А что старик-то?

— Три года как умер.

— Ага. Ладно. Ну, я в ревком, Варюша.

— Так ждать, что ли?

— Жди. Приду непременно.

Они крепко пожали друг другу руки и, улыбаясь, разошлись в разные стороны.

«Во имя божие всероссийский священный собор призывает сражающихся между собой дорогих наших братьев и детей воздержаться от дальнейшей ужасной кровопролитной брани.

Священный собор от лица нашей дорогой православной России умоляет победителей не допускать никаких актов мести, жестокой расправы и во всех случаях щадить жизнь побежденных.

Во имя спасения Кремля и спасения дорогих всем нам в нем святынь, разрушения которых и поругания русский народ никогда и никому не простит, священный собор умоляет не подвергать Кремль артиллерийскому обстрелу.