Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

— Н-на, — сказал он, — жр-ри, хар-ря!..

Через полчаса пришел работник и сказал Ивану Павловичу, что его ждет земский. Иван Павлович запер чайную и пошел домой.

В тот вечер у Настасьи Филипповны сидела Ольга Михайловна; они вязали.

Услышав стук, Настасья Филипповна поднялась, открыла дверь. Вошли Николай, Сергей и Волосов.

Настасья Филипповна встретила их холодно.

— Вытирайте ноги! — И снова подсела к Ольге Михайловне.

— Милая моя, — продолжала она разговор, прерванный приходом молодых людей, — уверяю вас, я была права, хоть вы тогда и обиделись на меня и даже не хотели со мной знаться. Это болото, болото… Никем и никогда оно очищено не будет.

— Что вы там каркаете, тетенька? — влез в разговор Николай. Он звал Настасью Филипповну тетенькой, хотя она ни с какой стороны родней ему не доводилась. — О каком это болоте вы тут рассуждаете с таким важным видом? Кстати, вы не возражаете против гостей? Мы из заведения моего мироеда.

— Перестань, Николай, — устало проговорила Настасья Филипповна. — Надоели твои усмешечки.

— Виноват, не буду.

— Правда, что Улусов посадил Луку Лукича?

— Совершеннейшая, тетенька.

— Негодяй этот Улусов, — с негодованием сказала Ольга Михайловна. — Как не стыдно сводить счеты! Значит, село проиграло дело?

— По всем статьям.

— Что же теперь делать мужикам?

— Вот этого, Ольга Михайловна, я не знаю, — лениво ответил Николай. — Пусть как хотят, так и устраиваются. Так им и надо. Да-с, тетенька, пожалуйста, не кривитесь. Не были бы они идиотами, все могло быть иначе. Вот Костя в этом отношении абсолютно прав.

— Какой такой Костя? — спросила Настасья Филипповна.

— Разве вы не знакомы? Вот он, этот самый Константин Иванович Волосов, наш волостной писарь.

— А! С ним мы знакомы, — сухо ответила фельдшерица.

— Познакомиться, тетенька, этого еще мало. Надо человека узнать. А Костя человек слова и дела. — Николай визгливо рассмеялся.

— Перестань, — нахмурилась Настасья Филипповна. — Какой ты невежа, Николай! Влез в разговор со своими тяжелыми остротами. Помолчи.

— Ну вот, что это за тонкости! Сережа! Ты что уставился на Ольгу Михайловну? Все равно не полюбит, она разборчива, как царевна. Виноват, шучу, шучу. Уж этот мой язык! Да садись ты! Вот остолоп! Сережку я все-таки люблю, обратился Николай к учительнице. — Он парень с головой. Так о чем у вас речь?

— Речь идет о том, что эта юная особа собралась строить новую школу. — Настасья Филипповна повела плечами.

— Не выйдет, — сказал Сергей. — На школу мир денег не даст.

— А я достану, — вскипела Ольга Михайловна. — Больше в этом хлеву я учить ребятишек не буду. Нет, это хлев, хлев! — повторила она, заметив, что Николай хочет что-то вставить… — А вы, Настасья Филипповна, говорите неправду.

— И тем не менее, милочка, поп будет строить новую церковь, а вы новую школу не построите.

— Построю!

— Вообще скажу, этот ваш хваленый поп — самый обыкновенный жулик, — выпалил Николай. — Впрочем, как и все попы.

— Николай, ты говоришь пошлые вещи. Все знают, что попы обманщики и так далее. Это стыдно говорить. Дай спичку! — Настасья Филипповна закурила.

— Известно, да не всем, — возразил Николай. — Мужикам это еще неизвестно. А такие попы, как наш, вреднее самых отъявленных жуликов. Вот, Волосов, полюбуйся на человека, у которого к закату дней осталась только папироска. Где ваши светлые идеи, тетенька? Помните, чем вы нас накачивали?

— Ты дурно кончишь, Николай, — разозлилась Настасья Филипповна. — Ты гадкий, скверный мальчишка. Я раскаиваюсь в том, что когда-то учила, наставляла тебя, пыталась сделать из тебя порядочного человека. Убирайся вон!

— Ну, простите, я пошутил. Я же только идейно, понимаете, идейно. Как человека я вас люблю и всегда буду любить. Я просто хочу сказать: господа, кто не верит твердо в завтрашнее обновление, тем не советую спорить с Настасьей Филипповной. Такую мрачность нагонит, просто страх!

— Рано меня хоронишь, — заметила Настасья Филипповна.

Сергей как сел, так и не двинулся с места. Настасью Филипповну он побаивался. Изредка Сергей посматривал на Ольгу Михайловну и краснел, когда встречал ее взгляд. Ольга Михайловна, бросив вязанье, перелистывала «Ниву». Волосов курил и с любопытством прислушивался к разговору.

— Я вас не хороню, тетенька. Просто ставлю крест на вашем отжившем поколении. Мы расстанемся с вами без злобы, но и без сожаления. Мы возьмем наше оружие, наточим его и, благословясь, пойдем в драку.

— Ой, тошнит! — Настасья Филипповна изобразила на лице отвращение. — Все-то верхушки, все-то пустышки, все-то слова… Хвасталась синица крылом море зажечь.

— Хорошо, если бы сходка отказалась строить церковь. Надо объяснить мужикам, что половина денег останется в кармане попа.

— Молчи, Николай, — опять остановила его Настасья Филипповна.

— Правильно она одернула тебя, — вмешался Сергей. — Отец Викентий неплохой человек. Пользы от него больше, чем вреда.

— Или, во всяком случае, половина наполовину, — с кислой миной отозвался Николай. — В общем-то он неплохой малый.

— А я все-таки пойду на сходку и сама стану говорить о школе, — нарушая молчание, заговорила Ольга Михайловна. — Сережа, ты будешь на сходке?

— Быть-то я буду, да ведь только слушать нас, молодых, не слушают. Ей-богу, сомнительно, выйдет ли у вас… Мужики туговаты на мошну.

— А я на вашем месте, Ольга Михайловна, и не стал бы воевать за школу. Надо делать так, чтобы было хуже. Чем хуже — тем лучше! — Волосов улыбнулся, показав щербатые зубы. — Я сам был учителем… Три месяца трудился… Потом плюнул. Все чепуха! Учишь их, учишь, а они из школы уйдут и тем часом все забудут. Подписаться не могут, кресты ставят… Не с того надо начинать.

— Недолго ты их учил! — со смехом вставил Николай.

— Вы повторяете слова Сашеньки Спировой, — возразила Ольга Михайловна, с любопытством рассматривая писаря.

— А я ее очень давно знаю.

— Ну, тогда все понятно. Только и вы и она не правы. Не все забывают грамоту. Некоторые учатся и дальше. Вот Сережа, Николай да и вы сами… Вы же не все забыли? А кто в вас это вложил? Школа. Кстати, Сережа, как твои дела? Ты ведь вчера ездил к воинскому начальнику.

К сельскому труду сердце Сергея не лежало. Если Петр был жаден к земле и к работе на ней, если старший брат Семен делал все равнодушно — лишь бы сделать, не чувствуя к работе ни особенной охоты, ни особенного отвращении, Сергей ненавидел вечные разговоры о земле, десятинах, аренде, о парах, пахоте, навозе… Все одно и то же.

Его увлекал пример дяди Флегонта. Ему тоже не терпелось вырваться из села. И вот мечта осуществляется: прошлой осенью его призвали, определили годным и сказали, что отправят во флот. Но через неделю Сергей простудился: хватил на гулянке холодного квасу и свалился на всю зиму.